Говорят, что Ислам распространяется из уст в уста. Именно подобным образом он дошел из пустынь Аравии до джунглей Африки и Индонезии, сибирской тайги, закрепился в горах Балкан и Кавказа, лесах Поволжья и Южной Азии. От человека к человеку, от дома к дому, от села к селу. И даже в наш век Интернета и телевидения основным способом донесения неискаженной информации об Исламе остается обычное общение людей. Тем более что о мусульманских телеканалах в реальном режиме нам пока приходится только мечтать, а на программах обычного зомбоящика существует неписаное правило «об Исламе плохо или ничего». Радует в этом только одно — значит, мы живы, потому что к покойнику применяется иная норма. Интернет тоже не особо радует — не так уж он пока и распространен, все-таки мы только в нескольких городах перешагнули порог охвата им населения в 50% (Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, почти подошла к этому значению Казань).

Все эти моменты особо подчеркивают неуменьшающееся значение хутбы и вагаза. Как была названа одна из статей на портале islam.ru, «Подзарядка уммы», происходящая каждую пятницу, помогает сохранять собственную идентичность, что особенно важно в условиях современного мегаполиса. Та же «подзарядка» укрепляет иман, распространяет знания, укрепляет внутриобщинные связи в умме.

Так как хутба и вагаз ориентированы на людей, то для того, чтобы понять проблематику, связанную с ними, нужно понимать само наше мусульманское сообщество, что оно собой представляет, из каких сегментов состоит, его характеристики и особенности.

Как уже неоднократно писалось, мусульманское сообщество России давно уже не является «серой полуграмотной массой». Напротив, его интеллектуальный уровень значительно вырос в последние два десятилетия. Причем этот момент особенно характерен для общин крупных городов. Количество студентов и обладателей высшего образования резко выросло за последние годы не только в известных университетских и научных центрах — Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Нижнем Новгороде, но также отмечается и в Ульяновске, Пензе, Йошкар-Оле и многих других городах. Например, для Ульяновска в последние пять лет отмечается тот факт, что новые люди, приходящие в мечеть, как правило, являются обладателями вузовских дипломов. Ранее такая ситуация не наблюдалась. Возможно, что это явление связано с тем, что происходит определенная дифференциация общества, в том числе выделение в нем более думающей части. Среди этой части идет поиск жизненных путей, образ героя, и, как естественное следствие, приход в религию [1].

Среди современных образованных мусульман выделяются две части: одна из них — это люди, имевшие высшее образование до Ислама, вторая же, это та часть мусульман, которая получила образование, уже будучи соблюдающими мусульманами. Сама исламская молодежь стремится получить высшее светское образование. Вместе с тем образованные люди, приходя к Исламу, стремятся расширить свои знания о нем, не довольствуясь минимумом, необходимым для совершения ежедневной ритуальной практики.

Более того, повышение интеллектуального уровня характерно не только для представителей наций-автохтонов, но также и для мигрантов, хотя и в несколько меньшей степени.

Другой важной характеристикой мусульманского сообщества России является его возрастные характеристики. Ислам помолодел, причем помолодел значительно. Если в 1980?е годы молодежи в мечетях было крайне мало и большинство составляли люди пожилого возраста, то сейчас многие общины преимущественно представлены молодежью и людьми среднего возраста. В Вологде, например, самым старым членом общины является ее председатель Р. Б. Мустафин в возрасте 69 лет, а остальные намного моложе его. В Белгороде председатель общины Г. Г. Рамазанов в возрасте 45 лет, хотя и не является самым старым членом общины, но одним из них. В той же самой белгородской городской общине средний возраст составляет около 25–27 лет. Многие общины и руководятся сравнительно молодыми людьми. Например, во Владимире, Калуге, многих других городах имамам мечетей нет еще и 30 лет.

Тесно связан с повышением интеллектуального уровня и такой момент в жизни общин, как приобретение все более высокого социального статуса. Если в 1990?е годы заявить о себе как о соблюдающем мусульманине означало обрубить пути перехода на госслужбу, включая такие структуры, как МВД, МО, МЧС и т. д., то сегодня ситуация уже изменилась. У нас есть мусульмане — милиционеры, сотрудники МЧС, военные, мэры городов и даже глава региона. Вид человека в военной форме, читающего намаз в мечети, уже никого не шокирует ни в Москве, ни в других городах. Мусульманин — преподаватель вуза, ученый переходит в категорию обычного явления.

Происходит мощнейшая диверсификация в этническом плане — почти все городские общины практически полностью потеряли этническую монолитность. Если не во всех городах это отразилось на уровне их руководства, то уж на рядовой массе мусульман это видно четко и отчетливо.

Но каким же образом влияют все эти изменения на хутбу и вагазы в наших мечетях? Может быть, никаких связей здесь нет и быть не может? Конечно же, нет! Все эти происходящие процессы коренным образом меняют сложившиеся подходы к хутбе и вагазу, что на протяжении десятилетий советского периода формировались в наших общинах.

Во?первых, повышение интеллектуального уровня. Естественным его следствием является то, что мы вынуждены улучшать качество наших проповедей, разнообразить их, делать интересными для высокообразованной части наших мусульман. Но у этой проблемы существует и иная сторона — наряду с новым поколением, новой формацией мусульман сохраняется и старая формация, далеко не все представители которой обладают тем же высоким интеллектуальным уровнем. Как известно, наш Пророк приказал нам говорить с людьми таким образом, чтобы нас понимали. Следовательно, если перевести все хутбы на терминологию, соответствующую понятийному аппарату вузовского образования, то они станут непонятны бабаям, если же продолжать воспроизводить сугубо «бабайские» вагазы, они будут неинтересны образованной молодежи. В этом вопросе ответственность имама намного повышается. Понятно, что универсальных рецептов здесь быть не может. Принципом универсализма обладает в этом вопросе лишь одно правило — проповедь должна заинтересовывать все возрастные группы в мечети, независимо от их интеллектуального уровня. Возможно, что стоит в хутбе давать общую информацию, интересную для всех членов общины, а для более образованных и социально активных проводить дополнительные беседы. Тем самым при живом контакте с ними попутно решается и задача большего вовлечения их в деятельность религиозного общества. Но при этом эти составляющие части ни в коем случае не должны противопоставляться друг другу.

Не менее сложным выглядит ситуация с изменившимся этническим составом общины. В силу усилившихся миграционных процессов, в свою очередь, обусловленных объективными экономическими и демографическими причинами, мусульманские общины ряда регионов сильно разбавились переселенцами из других регионов страны, соседних и не очень государств. Кроме того, происходит определенный процесс принятия Ислама представителями традиционно немусульманских народов, а также приход к Исламу ранее деэтнизированного населения [2]. На последний момент практически не обращается внимания, тем более, что сами представители этой группы («вернувшиеся мусульмане») не стремятся к любым формам самовыделения, а, напротив, к интеграции в имеющиеся институциональные формы. Все эти вышеперечисленные факторы в совокупности дают то, что языком общения в мечетях все в большей степени становится русский как язык межнационального общения и понятный абсолютному большинству прихожан. Ситуация эта характерна именно для больших городов, потому что и в селах, и в малых городах она не получает распространения.

Во многих мечетях в качестве выхода применяется двуязычная хутба. В регионах Центральной России, Урало-Поволжья и Сибири она ведется на татарском и русском языках. По-видимому, это единственный выход из создавшейся ситуации. Причин для этого утверждения несколько — несмотря на относительное уменьшение татароязычной части общин (в абсолютных цифрах она все равно увеличилась), татароязычную часть хутбы все же следует оставлять. Это служит нескольким целям: создает атмосферу следования традиции, повышает статус татарского языка, подчеркивает его роль в жизни мусульманской общины региона. Кроме того, мы забываем о том, что в последнее время наиболее значительный приток миграции наблюдается из тюркоязычных республик Средней Азии — Узбекистана, Кыргызстана, узбеки Таджикистана; и даже ираноязычные таджики в большом количестве владеют тюркским (узбекским) языком. В их социокультурной адаптации татарский язык хутбы играет крайне важную роль, и замена его на русский отдаляет эту адаптацию и уменьшает ее шансы на успех. Те самым мы сами себя лишаем значительной части естественных преимуществ.

Другой вопрос в том, что подобное дублирование хутбы может затянуть сам процесс пятничной проповеди. Но здесь вопрос стоит уже в профессиональных качествах имама, который должен построить свое выступление таким образом, чтобы внимание мусульман не отрывалось на всем его протяжении. Понятно, чтобы достичь такой цели, в арсенале должен быть богатый набор вербальных и невербальных методов. Но, как уже подчеркивалось выше, времена меняются и требования в соответствии со временем тоже растут.

«Подзарядка уммы» происходит каждую неделю, джума-намаз является обязательным для мужчины-мусульманина [1], неотъемлемой частью джума-намаза является хутба. Другие проповеди — вагазы также входят в повседневную жизнь уммы. Так распространился Ислам, в том числе среди наших предков, так же он сохранялся вплоть до наших дней. Предки оставили нам в наследство нашу религию, и мы просто не имеем права не донести ее до наших потомков. Хутба и вагаз являются одними из важнейших инструментов в этом деле, и, хотим мы этого или нет, нам придется пойти на соблюдение требований времени в их ведении.