Выступление первого заместителя Председателя Духовного управления мусульман Российской Федерации Дамира Мухетдинова на III Международной научно-теологической конференции «Бигиевские чтения» на тему «Всеохватность божественной милости как принцип межрелигиозного диалога в XXI веке»: 

Уважаемые участники III Международной научно-теологической конференции «Бигиевские чтения»!

От имени Духовного управления мусульман Российской Федерации и себя лично я приветствую вас братским мусульманским приветствием – Ас-саляму алейкум ва рахматуллахи ва баракятуху!

- Мир Вам, милость Всевышнего и Его благословение!

Я рад, что наше мероприятие собрало ведущих богословов, мыслителей и учёных из разных стран мира.

В начале XX века идея всеохватности божественной милости была развита известным российским богословом Мусой Бигиевым, которого, я полагаю, можно по праву назвать муджаддидом – обновителем нашей уммы. Однако, как отмечают специалисты в этом вопросе, представление о спасении всех людей существовало в исламской духовной традиции с самых первых веков, в пользу чего можно привести высказывания некоторых сподвижников Пророка (мир ему), не говоря уже о том, что немало свидетельств в пользу этого имеются в Коране и Сунне. Из мусульманских мыслителей прошлого идеи всеобщего спасения придерживались такие личности как Ибн Сина, Абу Йазид ал-Бистами, Ибн Араби, Ибн Таймиййа, Ибн ал-Каййим; к ней также склонялся Абу Хамид ал-Газали. Из мыслителей XIX-XX вв. об этом писали Джамаладдин ал-Афгани, Мухаммад Абдо, Рашид Рида, Мухаммад Икбал, Мухаммад Аркун, а в наше время эту идею в нашей стране аргументировано отстаивает профессор Тауфик Ибрагим.

Каждый человек, знакомый с указанной проблемой, знает, что в истории ислама существовало по меньшей мере два подробно обоснованных мнения о судьбе человечества: во-первых, идея о спасении верующих и о вечном аде для грешников; во-вторых, идея о конечном спасении всех людей. Принято считать, что этот вопрос однозначно решен в пользу мнения о вечности ада.

Можно спросить себя: если идея о конечном спасении всех людей уже подробно обсуждалась крупными мыслителями прошлого, то в чем новаторство Мусы Бигиева? Почему о нём говорили, как о муджаддиде XX века?

Я полагаю, что оригинальность заключается в том новом философском контексте, в который им была поставлена идея о всеобщем спасении. Я напоминаю, что указанную идею Бигиев развивал в серии лекций по истории религии, читавшихся им в оренбургском медресе «Хусаиния». Бигиев воспринимал поднятую им проблему всеобщности спасения неотрывно от проблемы философии религии. Он видел свою задачу в том, чтобы разработать исламскую философию религии, которая была столь необходима для межрелигиозного диалога. Суть этой новой философии религии Бигиев формулирует в следующем пассаже: «Если мы будем рассматривать все религии как звенья эволюции одной религии, тогда отпадет необходимость обвинять какой-либо народ в безбожии или враждебно относиться к нему из-за исповедуемой им религии». Бигиев, по сути, воспроизводит известную кораническую идею о том, что религией всех посланников является ислам – смирение перед Всевышним.

Я хотел бы остановиться на теме – проблеме религиозного многообразия.

В чем актуальность этой темы? И почему мы нуждаемся в особой мусульманской философии религии? На то имеется несколько причин.

Во-первых, гуманистическая и плюралистичная установка Корана в отношении представителей авраамической традиции явно расходится с теми интерпретациями айатов, которые давались некоторыми авторами классической эпохи. Существует опасность принять архаичные, локальные богословские и правовые решения за универсальную истину, заслонив тем самым вечное Слово Божье.

Во-вторых, идея религиозного многообразия получила лишь частичное осмысление в истории ислама, в частности в трудах аль-Фараби, Ибн Сины, ал-Газали, Ибн Араби и др. Этого явно недостаточно для нашего времени.

В-третьих, в сравнении с мыслителями прошлого, мы обладаем огромным массивом информации о других религиях. Эти религии уже несколько веков подробно изучаются специалистами, а на западе – по крайней мере с XIX века – существуют разнообразные формы философии религии: христианские, иудейские, экуменические, атеистические и пр. Но нет ни одной фундаментально обоснованной мусульманской философии религии.

Между тем, мусульманам определенно есть что сказать в этой области. И Бигиев одним из первых представил систематическое видение проблемы. Развивая его идеи с опорой на Коран и аутентичную Сунну, я попытаюсь наметить ряд основных принципов будущей философии религии, которая непременно должна быть развита мусульманами.

 

1. Итак, первый принцип– это положение об исконной правоверности человеческой природы (фитра). Каждый человек является в душе правоверным, то есть единобожником, и эта его природа, как гласит Священный Коран, неизменна:

 

فِطْرَتَ اللَّهِ الَّتِي فَطَرَ النَّاسَ عَلَيْهَا ۚ لَا تَبْدِيلَ لِخَلْقِ اللَّهِ...

 

«...Такова природа, с которой Аллах сотворил людей. Нет изменения (для) сотворенного Аллахом...» (Коран, 30:30). Правоверность человеческой природы основана на том, что в предвечный день Завета все души засвидетельствовали единобожие (7:172).

 

أَلَسْتُ بِرَبِّكُمْ ۖ قَالُوا بَلَىٰ

 

«Не Я ли ваш Господь».

И эта идея дополнительно подтверждается хадисами. Так, у Муслима приводится следующий хадис-кудси:

إِنِّي خَلَقْتُ عِبَادِي حُنَفَاءَ كُلَّهُمْ

 

«Воистину всех рабов Моих Я создал правоверными (хунафа’)» (№ 2865). А у Бухари приводятся следующие слова Пророка:

 

كُلُّ مَوْلُودٍ يُولَدُ عَلَى الْفِطْرَةِ

 

«Каждый младенец рождается согласно фитре» (№ 1358).

Правоверность человеческой природы и ее неизменность означают, что в глубине души каждый человек верит в Единого Бога. Именно благодаря своей правоверности, каждый человек способен верить в Единого Бога до знакомства с боговдохновенным писанием, т.е. каждый человек потенциально является ханифом.

 

2. Вторым принципом исламской философии религии выступает универсальность посланничества. Коран учит, что посланник был отправлен к каждому народу:

 

وَلَقَدْ بَعَثْنَا فِي كُلِّ أُمَّةٍ رَسُولًا...

 

«Мы, бесспорно, отправили к каждой общине посланника…» (Коран, 16:36);

 

وَإِنْ مِنْ أُمَّةٍ إِلَّا خَلَا فِيهَا نَذِيرٌ

 

«И нет ни одного народа, среди которого не жил бы предостерегатель» (Коран, 35:24). При этом в Коране упомянуты имена далеко не всех посланников. Всевышний говорит Мухаммаду:

 

وَلَقَدْ أَرْسَلْنَا رُسُلًا مِنْ قَبْلِكَ مِنْهُمْ مَنْ قَصَصْنَا عَلَيْكَ وَمِنْهُمْ مَنْ لَمْ نَقْصُصْ عَلَيْكَ...

 

 «Мы уже направляли посланников до тебя. Среди них есть те, о которых Мы рассказали тебе, и те, о которых Мы не рассказывали тебе…» (Коран, 40:78). Ни один народ не остался без посланника, который возвещал истину Единобожия. С этой точки зрения, следует исходить не из презумпции ложности чужой религии, а из презумпции ее исторической истинности, хотя и оказавшейся замутненной более поздними человеческими наслоениями.

 

3.Третий принцип исламской философии религии напрямую следует из предыдущего – это вера в сущностное единство религиозных миссий. Бигиев справедливо отмечает, что все небесные религии являются звеньями эволюции одной религии. Коран многократно подчеркивает единство пророческих миссий (4:163; 21:92; 23:51-52; 42:15 и др.), при различии правовых установлений и языка обращения. Фундаментальным философским смыслом обладает следующий айат, о котором редко задумываются:

 

وَمَا أَرْسَلْنَا مِنْ رَسُولٍ إِلَّا بِلِسَانِ قَوْمِهِ لِيُبَيِّنَ لَهُمْ...

 

 «Мы направляли посланников, которые говорили на языке своего (собственного) народа…» (Коран, 14:4). Здесь речь идет о том, что посланник изъясняется теми понятиями и образами, которые ясны данному народу. Об этом свидетельствует хадис, приводимый у ал-Газали, но имеющий сходные по смыслу параллели у Бухари и Муслима. Пророк говорил:

 

نَحْنُ ، مَعَاشِرَ الأنْبِيَاءِ ، أُمِرْنَا أَنْ نُنْزِلَ النَّاسَ مَنَازِلَهُمْ وَنُكَلِّمَهُمْ ، عَلَى قَدْرِ عُقُوْلِهِ

 

Русскому эквиваленту соответствуют известная поговорка. Если перефразировать её, получится следующее: «Нам, пророкам, велено каждого человека встречать по его статусу, а провожать (вести беседу) по его уму».

Иначе говоря, в каждой религии нужно выделять ядро и внешнее смысловое оформление. Поскольку языки обращения разнятся, то и смысловые оформления разнятся – отсюда и столь широкое разнообразие религий. Это блестяще сформулировал Джалаладдин Руми в «Маснави», где от имени Всевышнего приводятся следующие слова: «Для индийцев — восхваление на языке Хинда, / Для жителей Синда — восхваление на языке Синда. / Я не стану чище от их молитв, / Но чистыми станут они и рассыпающими [устами] жемчужины. / Мы не обращаем внимания на язык и речь, / Мы обращаем внимание на душу и состояние. / Мы смотрим на сердце, если оно смиренно, / Хоть бы слова и были лишены покорности» (1720-1750).

 

4.Если смысловые оформления религий разнятся, то что составляет неизменное ядро? Ответ на этот вопрос заключен в четвертом принципе философии религии – вере в то, что истинной религией является ислам. В подтверждение этого можно привести многочисленные айаты, в частности следующий:

 

إِنَّ الدِّينَ عِنْدَ اللَّهِ الْإِسْلَامُ...

 

«Поистине, религия у Аллаха – Ислам…» (3:19). Цитируемые стихи обычно толкуются в том духе, что только религия, которую принес пророк Мухаммад, истинна и богоугодна, а все остальные религии являются ложными. При этом, однако, не учитывается, что в большинстве контекстов слово ислам означает в Коране «смирение перед Всевышним», а мусульманами называются благочестивые люди, жившие и до Мухаммада.

На самом деле الله اعلم, под исламом в Коране подразумевается ядро пророческих миссий, их неизменная сущность – вера в Единобожие и необходимость творить добрые дела. В этом смысле мусульманином является всякий добродетельный человек, всякий, демонстрирующий смирение перед Всевышним.

Это сущностное ядро всех миссий часто обозначается суфиями как «религия любви» или «религия сердца» и иногда даже противопоставляется внешней религиозности факихов и мутакаллимов. Руми говорит по поводу исторически сложившихся интерпретаций религий: «Моя религия – не Крест, не иудейство, не ислам», и далее замечает, что его религия – это религия любви.

Замечательные строки на эту тему принадлежат сокровищу нашей уммы – Мухиддину ибн Араби: «Моё сердце может принять любую форму: /Для монаха оно станет монастырём, / Для идолов – храмом, / Для газелей – пастбищем, / Для правоверного – Каабой, / Оно может стать свитком Торы и Кораном. / Моя вера – любовь; / Куда бы ни сворачивали её верблюды, / Любовь остаётся местом моей религии и верой»

 

5.Пятый принцип мусульманской философии религии состоит в убежденности в том, что вера является онтологическим, глубинным состоянием, а не юридическим понятием. Выше мы уже цитировали интерпретацию Руми, согласно которой Всевышний обращает внимание не на язык и речь, а на смиренность сердца. Об этом же говорит великий Муса Бигиев: «Вера не является набором официальных слов, закрепившихся в памяти человека. Вера – это свет, сияющий в разуме и сердце человека, и она ведет человека к добру, спасая его от падения в бездну уничтожения». На самом деле, нам пора отходить от узкоюридического понимания правоверия, возобладавшего в пост-аббасидский период вместе с социализацией религии. Это фундаментальное социальное деление на «верующего» и «неверного», которое является чисто внешним и не может быть удостоверено внутренне, является корнем эксклюзивизма и самолюбия.

Нет ничего более противоречащего смиренному духу Корана, чем однозначное и самолюбивое противопоставление себя другим людям на том основании, что ты «более верующий» (т.е. ближе к Богу), чем другие. И пусть моя критика узкого юридического подхода к правоверию никого не удивляет, ибо она не является чем-то новым: с такой критикой выступали многие крупные муджтахиды, включая ал-Газали.

Я полагаю, что переориентация взгляда на онтологические, глубинные основания веры позволяет сказать, что мусульманином, т.е. смиренным перед Богом, является всякий добродетельный человек с чистым сердцем. Это важная идея для философии религии, поскольку она преодолевает эксклюзивизм и дает инклюзивное видение иных религиозных традиций.

 

6.Наконец, шестой принцип, о котором я хотел бы сказать, – это надежда на благой исход для всех людей, или то, что Бигиев назвал всеохватностью божественной милости. Как я отмечал, надежда на конечное спасение всех людей существовала уже в первые века ислама. Она обосновывается рядом айатов Корана, в частности Словами Всевышнего:

 

وَرَحْمَتِي وَسِعَتْ كُلَّ شَيْءٍ

 «Моя милость охватывает каждую вещь» (Коран, 7: 156). Также она возвещается хадисами, например следующим хадисом, приводимым у Бухари и Муслима:

 

إن رحمتي سبقت غضبي

«Воистину милость Моя превышает гнев Мой!» (Бухари, 3194, 7422; Муслим, 2751). Тем не менее, на протяжении истории среди факихов и мутакаллимов возобладала точка зрения, согласно которой все неверные окажутся в аду, где они будут пребывать вечно. На мой взгляд, это еще одно свидетельство болезни уммы – болезни эксклюзивизма, которая проникла столь глубоко, что заставляла даже некоторых утверждать, будто только их группа (фирка) спасется, а все остальные люди – и прочие мусульмане, и иноверцы – окажутся в аду.

Идея всеохватности божественной милости важна для современной философии религии, поскольку она предполагает те принципы взвешенного и спокойного межрелигиозного общения, которые как никогда актуальны в наше время. На днях в городе Уфе состоялась наша конференция, посвященная наследию современника Бигиева - муфтия Ризаутдина Фахретдина. Как известно, Риза хазрат на страницах возглавляемого им журнала «Шура»  опубликовал статью Мусы хазрата «Рәхмәт Илаһия гомумияте». В расширенном комментарии на эту статью Ризаутдин Фахретдин прозорливо отмечает: «... эта проблема, которая касалась только вопросов вероубеждения, сегодня или завтра станет общественной, и возможно станет актуальной для всего исламского мира. Российские мусульмане должны понять это раньше всех и приготовить все пути, до того, как увязнуть в болоте».

***

Итак, я обозначил шесть положений, предельно важных для разработки исламской философии религии: об исконной правоверности человеческой природы; об универсальности посланничества; о сущностном единстве религиозных миссий; об исламе-смирении перед Всевышним как истинной религии; о вере как онтологически глубинном состоянии, а не внешнем юридическом понятии; о надежде на благой исход для всех людей.

 

В заключение добавлю, что актуальная философия религии может быть создана только в процессе обновления нашей собственной духовной традиции, преодоления ее косности и зацикленности на правовых и теологических схемах. Это прекрасно осознавал Бигиев, который поместил идею о всеохватности божественной милости в более широкий проект обновления. Не называя себя реформатором, он, тем не менее, стремился преодолеть инертность, косность традиции, вернувшись к исконному кораническому гуманизму. Коранический гуманизм обладает особой актуальностью в наше время. Мы также должны отделить вечное Божье Слово от временных юридических и теологических решений. При осмыслении современных исторических реалий мы должны уметь применять общие принципы, возвещенные Кораном. Только тогда мы сможем с полным правом сказать вслед за Бигиевым:

«Меня всегда побуждала к действию надежда показать истинную основу и священную возвышенность ислама».

28 апреля 2016 года, Санкт-Петербург