Председатель Духовного управления мусульман Саратовской области, муфтий Мукаддас Бибарсов является одной из наиболее узнаваемых персон мусульманского духовенства России, чей авторитет распространяется далеко за пределы Саратовской области, служению в которой посвящены без малого 33 года его жизни.

- Ас-саляму алейкум, Мукаддас-хазрат! 33 года Вы служите российской умме, столько же возглавляете духовную жизнь в Саратовской области. Как Вы пришли для себя к решению посвятить свою жизнь служению Исламу?

- Бисмилляхи рахмани-р-рахим! Уалейкум ас-салям ва рахматуллахи ва баракятух! Сколько себя помню, я всегда был окружен Исламом, вырос в этой среде. Еще до того, как стал ходить «пешком под стол», я слышал аяты Священного Корана, которые читал мой покойный отец, и видел намаз, который он совершал. Я ни разу не видел, чтобы он пропустил хотя бы один намаз.  Его намазлык [молитвенный коврик, - прим.ред.] был затерт им до дыр: в местах соприкосновения со ступнями, ладонями, коленями, лбом. Отец постоянно его подшивал, хотя и не был бедным человеком. А что касается служения, то сказать однозначно сложно, я всегда любил Ислам. Одно дело – следовать религии, выполнять ее предписания, а другое – доносить это до других людей, масс, особенно в условиях богоборческой общественной системы.

Я вырос в городе Уфе, 6 лет жил и воспитывался при Духовном управлении. Там была мусафирханэ – гостиница, в которую каждый день со всей России приезжали имамы – те, которые учились еще до революции 1917 года. Я слушал их рассказы об Исламе, о жизни в прежние времена и был этим подпитан. Естественно, желание у меня было. Но проблема заключалась в том, что, например, я в 13 лет начал читать намаз, но в школе это скрывал. Был комплекс, было стеснение, потому что в то время верующие люди были как изгои, само общество их отталкивало.

После школы я отслужил в армии. Кстати, там и были мои первые дискуссии относительно религии. Когда приезжий лектор в своем выступлении коснулся темы Ислама, я не выдержал, вступил в дискуссию. Второй такой разговор состоялся с моим замполитом части. Через три месяца службы в рядах Вооруженных сил СССР узнали, что я не ем. Ни мясного, ни супов. А это в условиях советской армии было ЧП. Меня вызвали на разговор с замполитом. Я ему дерзнул: «Товарищ майор, Вы очень мелко плаваете в вопросах Ислама». А он мне: «Я смотрю, и Вы мелко плаваете». И выгнал меня кабинета. Вызвали в часть моего отца, он приехал. И после этого я ел так, что ни один генерал так не питался (смеется). Я и сегодня так не питаюсь, как в те последующие полтора года армейской службы. Ел и черную икру, и разные консервы, которые были в дефиците, и казы и т.д.

Возвращаясь к вопросу – в те годы психологический барьер, конечно, был, его преодоление далось мне архисложно. Я видел, что духовенству отводится роль маргиналов, а значит, таковым будет и мое будущее. В те годы в Татарстане и Башкортостане было особенно тяжело, коммунисты там особенно усердно «поработали». В наших же краях, в Пензенской области, в частности, в моей родной Средней Елюзани, все были верующими людьми и отношения были очень добрые между собой. В месяц Рамадан почти все держали уразу.

Но все-таки армейский период на меня влияние оказал, потому что вернулся я со службы уже зараженным идеей поступления на Востфак. Была мечта стать политобозревателем. Вернулся из армии поздно осенью, поработал на заводе и готовился к поступлению. Но отец и Талгат-хазрат Таджуддин нашли правильные слова, из-за чего этот барьер сломался. И я принял решение ехать учиться в Мир-Араб, в Бухару. А после того, как завершил обучение в Бухаре, у меня был выбор остаться в Башкирии, поехать в Ульяновск или в Саратов.

- И вы остановили свой выбор на Саратовской области, соседствующей с родной Пензенской областью…

- В августе 1987 года я приехал в Саратов и приступил к религиозной деятельности в качестве имам-хатыба. Занялся, первым делом, образованием. Очень скоро на курсы было записано уже 300 человек, а могло бы быть в два раза больше, но для этого не было никаких физических возможностей, да и места не хватало. У меня не было ни минуты свободного времени: проведение намазов, преподавание, посещение маджлисов по несколько раз в день. 

Занятия мы назвали курсами «татарского языка и арабской графики», дабы не навлечь на себя ненужного внимания. Правда, до этого был серьезный разговор с местным уполномоченным по делам религии. К моему счастью, он оказался очень хорошим человеком, не стал чинить препятствий и даже оказывал содействие, а ведь мог сломить, так часто и происходило в то время. Люди начали интересоваться, ходить на курсы, общественные настроения менялись стремительно.

К моменту окончания медресе в Бухаре, я был убежденным противником коммунистической  идеи. 11 февраля 1989 г. я неожиданно для себя оказался ведущим первого демократического митинга в Саратове. Произошло это так: в начале 1989 года я стал кандидатом в депутаты городского совета Саратова и вошёл в Клуб избирателей, этакий клуб неформалов. Хотя впоследствии, уже в постсоветскую эпоху, многие члены этого клуба заняли ключевые государственные посты в области. Не скажу, что я был сверхактивным человеком в том политическом кружке, но я был одним из тех, кто ходил в Горисполком и добивался разрешения на проведение этого митинга. Заявляли на пятьсот человек, а пришла тысяча, а по некоторым данным – гораздо больше. Стечением обстоятельств, я оказался ведущим митинга.

Сегодня меня иногда спрашивают, как я стал тем, кто я есть сегодня. Ответ прост: Аллах дал мне именно то время, когда все пришло в движение, все общество перестраивалось, любая инициатива могла добиться народной поддержки. Все, с кем мы в конце 1980-ых бок о бок стояли в общественно-политической жизни области, так или иначе, добились общественного признания.

Я был довольно резким человеком, меня пытались обвинить в некоем фундаментализме, иногда – и в ваххабизме, приверженцем чего я, разумеется, никогда не был. Из-за моего обостренного чувства справедливости, у некоторых складывалось превратное впечатление. Несмотря ни на что, рядом всегда находились разумные люди. Например, после того митинга, о котором я сказал, собралось заседание целого областного комитета партии. Тогда за меня заступился первый секретарь городского комитета партии.

Время было по-своему уникальным. Мало кто знает, что мы из Саратова в Казань тысячами возили книги, брошюры, газету «Мусульманский вестник», которую по нынешним меркам и газетой назвать трудно, ведь в Казани тогда не было ничего, никакой доступной литературы по исламу. Это были годы небывалого душевного подъема и интереса людей к религии.

- С тех пор прошло три десятка лет, многое в государстве изменилось, изменились религиозные институты. Поменялись ли верующие?

- Думаю, Ислама тогда в людях было больше, чем сегодня, хотя читающих намаз было мало. В самом начале была большая тяга к религии, но впоследствии произошла своеобразная подмена понятий. Возьмем, к примеру, намаз. Я совсем не понимаю мусульман, не совершающих намаз, ведь это духовно разряженный человек получается.

На каком-то этапе мы сделали обучение намазу своей целью, не объяснив, что он является средством достижения цели. Из-за этого не укрепляется мораль, скудеет внутренний мир человека. Иногда видишь, что люди, посещающие мечеть, не понимают, что намаз нужен не просто как ритуал, а для того, чтобы укрепить в себе нравственные ценности. Ведь из чего состоит человек? И из оболочки. Как только её покидает душа, она моментально начинает разлагаться и через короткое время даже самый любящий человек к этому трупу не сможет подойти. А личность, которая после себя что-то оставляет, состоит из нематериальных ценностей. Это достоинство, честь, благородство, совесть… Когда совершаю намаз, я прошу Аллаха, чтобы через это Он дал и укрепил во мне эти качества. Намаз, совершаемый для укрепления нравственных основ, является постоянной формой благодарности Аллаху. В чем заключается сила человека? В наличии своего мнения, своей твердой позиции, авторитета в собственной семье – в глазах супруги, детей, близких. И намаз является серьезнейшим инструментом для достижения этих целей. Но сегодня многие люди этого не понимают.

- Вы говорите, верующие сегодня поменялись. А поменялись ли задачи имама?

- Вопрос хороший. Пару лет назад я и сам резко критиковал некоторых имамов, работающих в нашем Духовном управлении за то, что они ограничиваются обрядовой стороной в своей деятельности и застыли в ней. Но история Духовного управления мусульман свидетельствует: основная масса имамов – это системники, они свою задачу видят в том, чтобы исправно выполнять ритуальную часть Ислама – проводить намазы, хоронить умерших, держать мечети в порядке… В этом отношении и к современным нашим имамам претензий нет, они свою работу делают.

Но всё-таки наша задача намного шире. Мы сегодня в своей деятельности выходим за рамки обрядовой стороны жизни приходов. Это образовательная деятельность, просвещение, социальное служение. Этим я для себя объясняю, например, уход в начале XX века Ризы-хазрата Фахретдина с поста казыя ОМДС: сама система Духовного собрания не давала ему возможности реализовать те задачи в области просвещения, осуществления которых требовало время.

И возникновение многих сегодняшних конфликтных ситуаций я вижу в том, что мы не можем создать надстройку над системой существующих религиозных организаций. На мой взгляд, есть непонимание этого у большинства верующих и от этого у них завышенные требования к современным религиозным деятелям.

К сожалению, в 1990-ые годы мусульмане не смогли создать свои общественные институты. Сегодня же мечеть является единственным центром, который несет колоссальную общественную нагрузку, несвойственную ей. Сейчас мечети являются не только местами для совершения намазов, они проводят большую просветительскую, образовательную, благотворительную работу. Для сравнения представьте, в мусульманских странах эти задачи выполняются соответствующими профильными министерствами.

- Но существует и другой подход. Считают, что мусульманское духовенство должно сконцентрироваться только на своих непосредственных задачах, а институт Духовного управления как таковой не нужен, достаточно сети независимых друг от друга самоуправляемых приходов.

Это могут сказать только люди, которые не знают реалии мусульманской жизни России или занимаются популизмом. А кто будет координировать эти религиозные организации, представлять их перед государством и обществом? Вы можете себе представить, что к губернатору или к президенту идут тысячи руководителей приходов для решения своих насущных проблем? К примеру, в вопросах образования или защиты своих прав? Если сегодня не будет Духовных управлений, тогда наступит полный хаос. Я допускаю в будущем организацию самоуправляемых приходов по аналогии сегодняшних мухтасибатов, но и они будут нуждаться во вхождении в более крупную централизованную организацию, то есть в Духовное управление.

К примеру, мы, как Духовное управление мусульман Саратовской области, если будем заниматься только координацией деятельности своих религиозных приходов, наверное, в пределах своего региона функционировать самостоятельно сможем. Но если мы занимаемся просветительством, образовательной и информационной деятельностью, организовываем различные конференции и конкурсы с участием представителей зарубежья, то, конечно же, полностью автономно с этим справиться не возможно. Значит мы должны входить в состав более крупной централизованной организации. То же самое касается и первичных ячеек мусульманской жизни, то есть местных религиозных организаций (МРО).

- Как с позиции сегодняшнего дня вы оцениваете шансы и уроки 1990-ых?

- Не скажу, что были грубые ошибки. Но были серьезные упущения, связанные с отсутствием практического опыта. Тогда имелось много возможностей, были инвесторы, но многое не получалось сделать. Лично мне было предложено возглавить большой информационный проект – создание своего телевидения, радиостанции, печатного издания. Но отсутствие опыта у меня и моего окружения похоронило эту большую нужную идею. Поэтому всегда повторяю, опыт – это одно из самых ценных достижений человека, которое нельзя купить. Надо учиться, работать над собой, развиваться, мыслить и действовать на современном уровне.

Беседовала Диляра Ахметова