− Уважаемый Дамир-хазрат! Выступление патриарха Московского и всея Руси Кирилла на заседании Высшего Церковного Совета 26 марта 2021 года было полностью посвящено взаимодействию Русской Православной церкви с исламским миром. Позвольте узнать Ваше мнение, как эксперта в области межрелигиозного диалога, насколько неожиданной или, напротив, ожидаемой была эта речь?

− Как для верующего человека, представителя многомиллионной мусульманской общины Российской Федерации, для меня это выступление уважаемого патриарха Кирилла было отрадным событием. Некоторым обывателям выступление показалось неожиданным, однако для любого эксперта в религиозной жизни нашей страны и всего мира в этом выступлении нет ничего удивительного или противоестественного. Общественно-политические события последних лет, включая провозглашение автокефальной Православной церкви Украины, привели к тому, что круг важных и весомых союзников Русской Православной церкви среди религиозных институций по ключевым, проблемным вопросам жизнеустройства значительно сузился и продолжает сужаться. Но жизнь устроена так, что в одиночку не выжить никому, а грядущий постковидный мир готовит еще немало вызовов для традиционных ценностей и наших религий. И на этом фоне мы видим, что РПЦ устами своего предстоятеля заявляет о готовности взаимодействовать с исламским миром в условиях «возрастающих вызовов со стороны секулярного мира», как об этом сказано в выступлении патриарха Кирилла.

− Но ведь общеизвестно, что РПЦ уже много лет ведет такой диалог о взаимодействии с представителями исламского духовенства Ирана. Следовательно, никакой инновации в этом посыле со стороны Патриарха вроде бы и нет…

— Это так. Но нельзя забывать, что иранские богословы и религиозные деятели относятся к шиитскому течению ислама. Хотя в самом Иране шииты составляют подавляющее большинство, все же в мировом масштабе они относятся к миноритариям. Шиитское богословие и культура – неотъемлемая часть исламской цивилизации, но при этом отношение к ним со стороны суннитских религиозных деятелей зачастую настороженное. Например, мы можем вспомнить нашумевшее выступление муфтия Чеченской Республики Салаха-хаджи Межиева в июне 2017 года о том, что Иран через свои культурные центры «распространяет религиозную литературу шиитского толка, тем самым искажая истинный путь ислама». Шиитский вопрос в том виде, как об этом упомянул уважаемый муфтий, довольно остро политизируется и в отдельных странах мира, включая братский Таджикистан. По этой причине, я считаю, папа Римский Франциск, налаживая диалог Католической церкви с исламом, вначале установил личные контакты с шейхом аль-Азхара А. Тайибом, как ведущим суннитским богословом мира, и лишь потом вступил в диалог с аятоллой А. Систани – ведущим шиитским богословом мира (кстати, заметим, что именно этот иракский аятолла в имамитском шиизме рассматривается как высший авторитет).

− В таком случае нельзя ли ожидать аналогичных шагов и со стороны Русской Православной церкви – а именно начала диалога с шейхом аль-Азхара, суннитскими богословами арабских стран: Египта, Саудовской Аравии, ОАЭ и др.?

− Такие шаги со стороны Московской патриархии были бы закономерными. Проблема, однако, заключается в том, захочет ли сам аль-Азхар поменять своего многолетнего визави в деле христианско-исламского богословского диалога – я имею в виду Ватикан – на РПЦ. Какие-то декларативные встречи, безусловно, возможны, но для серьезной работы в этом направлении требуется слишком многое. От чьего имени РПЦ вступает в диалог с суннитским исламом в лице шейха аль-Азхара? − если от имени всего христианского мира, тогда нужно преодолеть разногласия между РПЦ и Александрийским православным престолом, между православными и монофизитами (Коптская церковь доминирует в Египте), между православными и католиками… А если только от своего имени, то ради чего митрополитам РПЦ ездить в Каир, что принесут эти встречи? Мне видится, что тем самым будет нарушена логика в процессе решения ключевой задачи: совместными усилиями противостоять наступающему неолиберализму, напор которого в демонтаже традиционных укладов и традиционных ценностей народов России и стран СНГ будет лишь усиливаться.

− Да, это известный факт, что богословы аль-Азхара исторически не так популярны и известны среди мусульман России и стран СНГ, их выводы и фетвы малозначимы в наших странах. А как насчет Саудовской Аравии? Еще несколько лет тому назад влияние саудовских богословов на умы молодых мусульман было огромным…

− Вы абсолютно правы. Причина этого явления известна: Саудовская Аравия вела идеологическое наступление на позиции постсоветских мусульман, потому что исторически она много десятилетий считала себя «на стороне правды» в непростых взаимоотношениях с Советским Союзом, находившимся «на стороне неверия». Египетские богословы в этом плане, по сравнению с саудовскими, были не активны и потому мало популярны. Однако активный диалог РПЦ с саудовскими богословами мне лично кажется верхом лукавства: еще и сегодня ряд деятелей, позиционирующих себя как «исламоведы от РПЦ», шельмуют и поливают грязью всё связанное с Саудовской Аравией как «ваххабитское», приравнивая сам этот термин к терроризму. То есть глубокого, научного понимания (не говоря уже о богословском осмыслении) саудовского ваххабизма в нашей стране практически нет. Именно под влиянием СМИ, некоторые из которых пытаются позиционировать себя как «процерковные», тема ваххабизма была табуирована для ученых и общественников. Все это привело к возникновению целого ряда коммуникативных барьеров, преодолеть которые пока не удалось. Очевидно, что это крайне осложнит потенциальный диалог Патриарха с верховным муфтием Королевства, с главой Лиги исламского мира, с имамами Мекки и Медины. А формальный диалог не позволит решать стратегические задачи.

− Быть может, РПЦ как раз и преследует локальные цели, как, например, открывать храмы в странах Персидского Залива…

− У меня нет инсайда на этот счет; может, и так… Только вот ради чего: обратить арабов из Эмиратов и Катара в русское православие? (В Саудовской Аравии, как сакральной земле ислама, согласно доктринам местных богословов, христианских храмов быть не может в принципе.) Или просто ради того, чтобы было? Я всё-таки думаю, что диалог с исламом со стороны РПЦ должен преследовать намного более глобальную цель. Мы должны размышлять о том, какой же будет роль религиозных институтов в новом постковидном мире. Еще раз подчеркну: пандемия с ее перекройкой общественных отношений и налаженных цепочек взаимодействия станет потрясением, результаты которой сравнимы с изменением общественного сознания после революции 1917 года. Под влиянием ультралиберальных идей повсюду в мире, и наша страна не исключение, будет поставлен вопрос об изменении традиционных подходов в области гендера, семьи, детского воспитания и образования... Боюсь, что богословы арабских княжеств, которые не в состоянии противостоять тотальному давлению секулярного образа жизни на свои собственные общества, никак не смогут помочь ни России, ни странам СНГ в решении этой проблемы.

− Возможно, эксперты Патриарха посоветуют ему вступить в диалог с богословами Турции как одной из ведущих стран исламского мира. Каков будет Ваш прогноз на этот счет?

− Действительно, Турция сегодня рассматривается в исламском мире как фронтмен, передовое государство в деле защиты исламских ценностей. Будем откровенны: это произошло не по причине активной роли мусульманских богословов, которых в мире мало кто знает по именам, а исключительно в силу внешней политики президента Р.Т. Эрдогана. В таком случае с кем следует вступать в диалог церковному деятелю – с президентом Турции? У него уже есть постоянный визави в России – В.В. Путин. И снова отмечу: всего несколько лет назад устами одного из своих официальных спикеров, специализирующихся на исламе, Русская церковь позволила себе публично мечтать об уничтожении турецкого президента в результате очередного государственного переворота и не исключил, что «определенные действия в этом направлении придется предпринять и нам», не уточнив при этом, имеет он в виду свой исследовательский центр или всю Русскую церковь в целом.

Лидеры наших стран называют друг друга «брат», «друг», но это не мешает обоим государствам активно конкурировать, в том числе в военной и финансово-экономической сферах, в самых разных точках Ближнего Востока, Передней Азии, Балкан, Северной Африки, а также и в странах СНГ. Я сейчас перечислю несколько названий, которые должны быть в голове у любого российского переговорщика на встречах с турецким истеблишментом, без развернутого комментария, а дальше Вы сами решайте, насколько комфортно будет Патриарху вести богословский диалог с руководством дружеского государства: НАТО, Сирия, Ливия, Карабах, Крым, Северный Кипр, Босния и Герцеговина, Фанар (Константинопольский православный престол), кемалисты-секуляристы…  

− Для полноты картины надо вспомнить, что самые большие мусульманские общины мира проживают в таких странах, как Индия, Индонезия, Пакистан…

− Разумеется. Мы и сами на наши мероприятия регулярно стараемся приглашать авторитетных религиозных деятелей из этих стран, что выглядит вполне оправданным для Духовного управления мусульман РФ. Что касается Русской Православной церкви, она претендует на еще большее, глобальное представительство в мире, открывая свои приходы в далеких и экзотических странах, как Папуа-Новая Гвинея. Наверняка можно найти в целях ведения диалога исламских богословов и там.  

− Давайте вернемся в родные гавани… Каковы Ваши представления о диалоге христианства с исламом в самой России?

− Во-первых, конструктивные подходы начинаются с того, что в качестве партнера по диалогу выбирается не бутафорная, а реально действующая институция, достигшая значимых успехов в столь непростом вопросе, как межрелигиозный богословский диалог. При этом, прежде чем начинать серьезный разговор, важно понять, что каждая сторона будет отстаивать свои позиции. Но результатом этого сложного процесса может стать консенсус в ключевых для нашего общества вопросах, а это намного важнее, чем чьи-то личные эмоции.

Во-вторых, искренний, взаимоуважительный и доверительный диалог российских православных и мусульман как двух наиболее крупных по численности общин страны, ведущийся не от случая к случаю, отталкиваясь от внешних поводов, но на системной основе, сыграл бы серьезную положительную роль для активизации межрелигиозного диалога в России в целом, для укрепления межобщинных добрых отношений, значительно снизил бы потенциал возникновения любых межэтнических, межрелигиозных конфликтов. Благоприятные условия для развития религиозных организаций и духовной жизни, для развития межрелигиозного диалога позитивно отразились бы и на общем религиозном благополучии в стране, в противовес звучащим сегодня в экспертных отчетах нелицеприятным оценкам о снижении уровня религиозных свобод и несоблюдении прав в части свободы совести и вероисповедания.

В-третьих, каждая сторона в ходе такого рода общения могла бы сделать очень важные, хотя и чисто символические шаги навстречу партнеру. Скажем, российские мусульмане были бы безмерно воодушевлены, если бы патриарх Кирилл публично заявил о своей позиции по 10-15 мечетям, отобранным в советскую эпоху и не возвращенным мусульманам до сих пор – в нарушение федерального закона − по бюрократическим причинам. Или другой пример: огромный авторитет в мусульманской среде приобретет любой церковный иерарх, который положительно выскажется по вопросу строительства мечетей в Москве. Любой такой шаг со стороны православного духовенства, от заявлений в пользу строительства мечети в честь Победы над фашизмом (аналогично храму, построенному Министерством обороны в подмосковном парке) до рассуждений о необходимости более справедливого распределения средств в вопросах реставрации храмов, финансирования теологических кафедр и вузов и т.п., автоматически поменяют отношение мусульманской общественности страны ко всей структуре РПЦ.

Российские мусульмане, в свою очередь, традиционно имели множество учеников и духовных учителей, родственников, партнеров и единомышленников в странах, входящих ныне в СНГ. Я не понаслышке знаю об огромном авторитете в этих странах муфтия шейха Равиля Гайнутдина, который ведет активную и плодотворную работу с богословами, политиками, общественниками братских республик СНГ. Совокупное мусульманское население стран СНГ, с учетом мусульман РФ, составляет сегодня порядка 100 млн. человек; в постковидном мире, с учетом демографических процессов в России и странах СНГ, эта численность только возрастет. Это огромный ресурс в поддержку устремлений РПЦ значимо выступать в стране и в мире. Самой географией и историей, со времен ордынских ханов Берке и Узбека и новгородского князя Александра Невского, чей юбилей мы отмечаем в этом году, нашим религиозным общинам суждено жить общей судьбой. Однако сегодня обе стороны потенциального диалога – как православные, так и мусульмане – не чувствуют общности своих запросов, не видят необходимости совместной работы. Этот негативный настрой надо преодолеть, чтобы добиться значимых для всех нас результатов.  

− Роль патриарха Кирилла в мусульманском мире в этом случае может возрасти?

− Я не могу отвечать за всех мусульман, особенно в странах дальнего зарубежья, где в действительности плохо представляют российские реалии. Но в нашей стране влияние Патриарха огромно. Если Экспертный совет по взаимодействию с исламом готов отказаться от прежних фобий и представит Патриарху совершенно новую стратегию взаимодействия с мусульманским миром, прежде всего в самой Российской Федерации и странах СНГ, мы можем смело предсказать, что патриарх Кирилл станет мегафигурой не только в глазах православных верующих, но и всех мусульман в наших странах.  

Беседовал Ильгизар Давлетшин