Более 40 экспонатов представили 10 участников выставки «Образы святынь. Мекка и Медина в памятниках исламского изобразительного искусства» в Государственном музее Востока. О назначении и ценности новой экспозиции наш корреспондент побеседовал с куратором выставки доктором исторических наук И.В. Зайцевым:

– Илья Владимирович, первый заместитель Духовного управления мусульман РФ Дамир-хазрат Мухетдинов на открытии выставки подчеркнул, что она посвящена 1100-летию принятия ислама Волжской Булгарией. Почему музей Востока выбрал именно эту тему – «Образы Святынь» – для празднования юбилея?

– Мы хотели эту памятную дату отметить выставкой: она, как мне кажется, очень хорошо отражает связь тех регионов нашей страны, где исповедуют ислам, с теми тенденциями и веяниями в исламском искусстве, которые существовали за пределами Российской империи. Нам показалось, что эту связь можно хорошо проследить по одному аспекту этого искусства, а именно – изображениям священных городов ислама Мекки и Медины, важнейших святынь для каждого мусульманина.

Для понимания развития иконографии Мекки и Медины важны три сочинения. Во-первых, это знаменитый текст XV века «Далаиль ал-хайрат…» («Путеводители к благам и восходящие источники света в произнесении молитвы Пророку избранному»). Его автор – марокканский суфий Мухаммад ал-Джазули (ум. 1465 г.). Сегодня в мире насчитывается несколько сотен рукописных списков «Далаиль ал-хайрат…». В России рукописей этого сочинения – более трех десятков. На нашей выставке их представляют библиотеки КФУ, МГИМО, Сибирского отделения РАН, историко-литературный музей Ялты, наш музей Востока. Всего девять списков. Сочинение ал-Джазули не сразу стали иллюстрировать. Дополнять картинами с изображением Медины его начали в конце XVI века, а может, даже и позже. Это произошло, безусловно, под влиянием османской школы так называемой «архитектурной миниатюры». Ярким ее представителем был Насух Матракчи (ум. в 1564 г.), математик, историк, переводчик, архитектор-теоретик, каллиграф. Он составил описание похода османского падишаха Сулеймана Кануни и снабдил текст изображением городов, которые лежали на пути следования османского войска, – Халеба, Багдада, Куфы… Автором третьего сочинения является Мухи ад-Дин Лари (ум. 1526–27 гг.). Он написал поэму на персидском языке «Футух аль-харамейн» («Обретение двух святынь»), ставшую не только самым ранним, но и на долгие годы самым популярным путеводителем к Святым местам.

Три этих сочинения создали традицию первоначально изображения Медины. В тексте ал-Джазули идет описание только мединских святынь – Рауды и погребений праведных халифов Абу Бакра и Умара. Позже на территории Османской империи, видимо, в начале XVIII века изображение Медины (оно у нас на выставке представлено одним из очень ранних списков из собрания Ивановского историко-краеведческого музея) дополнилось изображением Мекки, описания которой на самом деле в «Далаиль аль-хайрат…» нет. То есть произошел интересный переход в восприятии текста и изображения, которым этот текст был снабжен.

– Получается, что на определенном этапе развития этого вида исламского искусства изобразительный ряд стал шире, чем текст?

– Да. И именно это привело позже к тому, что изображения двух святынь начали рассматриваться уже как отдельные произведения искусства. Они стали переноситься из сочинения ал-Джазули на отдельные носители, как бы сказали сейчас. Этот отрыв изображений от текста привел к очень важному результату: появился особый жанр в исламском изобразительном искусстве – жанр религиозной картины, левха, шамаиля с видами священных городов. Этот жанр стал чрезвычайно популярен на территории Российской империи, в частности в Поволжье. Я попытался выяснить, сколько было напечатано шамаилей с изображением только одной Каабы и оказалось: за шесть лет последнего десятилетия XIX века – порядка 100 тысяч экземпляров! Это была в высшей степени популярная и востребованная продукция. Для сравнения: первое академическое издание собрания сочинений А.С. Пушкина, вышло в 1899 году, к 100-летию поэта, тиражом 2 тысячи экземпляров. 2 тысячи и 100 тысяч – цифры впечатляют! Но вернемся к вашему исходному вопросу – о выборе темы выставки, приуроченной к 1100-летию принятия ислама. Нам показалось интересным рассказать зрителю, как менялись классические традиции исламского искусства, какой путь прошел этот канон изображения двух Святынь – от изначального изображения Медины, затем парного изображения Мекка – Медина, – и, наконец, как этот жанр обрел новую жизнь в XIX–XX веках уже в России, в Поволжье. Более того, мы показываем, что он жив до сих пор. На выставке представлено несколько относительно современных плакатов. Один – из Пакистана (создан в первой половине XX века). Если его сравнить с казанским шамаилем начала XX века, то вы увидите: все композиционные схемы абсолютно идентичны. То есть мы можем говорить о живой традиции, о живой трансляции исламского искусства через времена и расстояния. На выставке представлены и индийские плакаты 70-х годов прошлого века. Они повторяют те же схемы, но с местной спецификой: кроме изображения Мекки, Медины, Иерусалима и Багдада добавлена местная достопримечательность – гробница одного из основателей тариката чиштия, которая существует в Аджмере до сих пор. Так местная традиция включается в общеисламскую.

– На выставке, как сказано в анонсе, представлено сорок экспонатов…

– На самом деле, их несколько больше, потому что мы представили не только подлинные шамаили, но и, как я уже сказал, рукописные сочинения ал-Джазули, которые у нас в России сохранились в разных собраниях. Кроме того, на выставке можно увидеть два самых первых европейских изображения Мекки и Медины. Они вошли в альбом, как бы мы сказали сегодня, посвященный шедеврам мировой архитектуры. Его издал 300 лет назад, в 1721 году, венский архитектор Иоханн Бернхард Фишер фон Эрлах. Изображения Мекки и Медины в этом издании, что очень важно, основывались на реальном архитектурном облике этих городов. До этого в Европе были изображения Святынь, но чисто мифологизированные, ничего общего с действительностью не имевшие. Художники рисовали эти города так, как они себе их представляли или как это могло бы выглядеть. На представленных у нас двух работах присутствуют черты реальности. Но, можно предположить, что у художника перед глазами была рукопись «Далаиль аль-хайрат…», иллюстрации из которой он взял за основу и творчески переработал. И, наконец, мы дополнили выставку фотографиями одного немецкого фотографа, сумевшего запечатлеть Мекку и Медину в 1913–1914 годах. Посетители выставки также могут ознакомиться с уникальными видеоматериалами, документальными кадрами, созданными в 1928 году одним голландцем во время хаджа. Таким образом, образы на шамаилях и в рукописях дополняют реальные виды Мекки. Это важный документ, позволяющий нам увидеть, каким был Священный город почти сто лет назад.

– Илья Владимирович, вернемся к сочинению ал-Джазули, ключевому для исламской изобразительной традиции. Один из списков, как вы сказали, хранится ныне в Государственной публичной научно-технической библиотеки Сибирского отделения РАН, другой – в Иваново. Расскажите об истории этих рукописей – ивановской и новосибирской.

– В свое время я занимался каталогизацией коллекции ГТНБП Сибирского отделения РАН. Её библиотеке завещал академик М.Н. Тихомиров (1893–1965), историк-славист. Это гигантская коллекция славяно-русских рукописей, к которой академик добавил и труды на других языках. Некоторые мне удалось описать. Каталог этот вышел лет десять назад. Одна из рукописей тихомировской коллекции – как раз «Далаиль ал-хайрат…». Скорей всего, Тихомиров купил ее у какого-то казанского книжника. Что касается Иваново, то это коллекция Д.Г. Бурылина (1852–1924), известного мецената, фабриканта, текстильного короля. Он был одержим страстью к коллекционированию. Собирал практически все – живопись, декоративно-прикладное искусство, ткани, монеты, медали, масонскую литературу. Ислам, видимо, его не очень интересовал, но он совершил несколько путешествий на Восток, был в Стамбуле, Иерусалиме, Египте. В его коллекции сохранилось несколько совершенно уникальных вещей – фатимидского времени амулеты, несколько довольно ранних Коранов. У него в коллекции оказалось и два списка «Далаиль аль-хайрат». Как европеец, он, видимо, покупал то, что снабжалось иллюстрациями. К сожалению, эти рукописи сейчас находятся не в лучшем состоянии, поэтому мы не смогли их привезти. Но представили хорошего качества изображения Медины из этого собрания.

В целом по представленным на выставке рукописям «Далаиль ал-хейрат…» можно проследить эволюцию иллюстрирования этого сочинения. Она выглядит приблизительно следующим образом: сначала в соответствии с текстом рисовали только могилы халифов и саму Рауду и минбар. Потом под влиянием, возможно, ваххабитской идеологии стали добавлять изображение Мекки как противовес почитанию могил халифов. Классических моделей изображений святынь – две. Одна – «картографическая». Ее можно увидеть на рукописи из собрания Научной библиотеки КФУ. Вторая – планиметрическая схема изображения, часто с элементами перспективы.  Это, скорей, условное изображение, которое мусульманин, отправляющийся в хадж или вспоминающий о хадже, должен был иметь в виду. Оно с пометками, иногда очень подробными: все знаковые, с точки зрения ритуала, места помечены. К сожалению, гератская рукопись Низами «Хамсе» из нашего собрания сейчас находится на выставке в Баку. Это совершенно уникальный список 1491 года. Может быть, эту рукопись А. Навои или Джами держал в руках. В ней несколько десятков миниатюр великолепного качества. В этой рукописи – другая традиция изображения Каабы: она абсолютно условна, не имеет никакого отношения к реалиям, но это – поэтическое произведение.

– В 2009 году в музее Востока проходила выставка, посвященная татарскому шамаилю, который называют зеркалом мусульманского мира начала XX века. Чем интересны шамаили нынешней выставки «Образы Святынь»?

– Мы можем похвастаться тем, что по нашим образцам реально проследить, как создавался шамаиль – самостоятельная религиозная картина. Это очень интересные вопросы: кто шамаили делал, как они утверждались, как создавалась печатная версия? А печатались шамаили, как я уже говорил, многотысячными тиражами. Так вот, изначально делали литографическую рамку с пустым средником. Возможно, она даже бралась из какого-то русского клише. Затем в нее вписывались соответствующие аяты, название самого шамаиля, шахада, рисовалась Кааба, макамы. Затем этот эскиз утверждался цензурой. На одном шамаиле сохранились надписи: название шамаиля, сколькими красками он будет выполнен («в пять красок»), кто его будет печатать и каков тираж. На шамаиле стоит подпись не кого-нибудь, а самого В.Д. Смирнова (1846–1922), гениального тюрколога, цензора всех повременных изданий. Он поставил на эскизе резолюцию: «Дозволено цензурой, 20 февраля 1902 года». И – подпись. Дальше эскиз утверждался маркой и печатью и шел в печать. На нашей выставке представлена прекрасная коллекция шамаилей Научной библиотеки Казанского университета и фонда Марджани. Есть шамаили и из других собраний, в том числе и из нашего музей Востока. Можно увидеть также пакистанский шамаиль из Лахора. Он был отпечатан, а затем раскрашен от руки, и по композиции ничем не уступает татарским.

– «Рай как главная тема искусства» – так называется заключительная глава книги М Б. Пиотровского «О мусульманском искусстве». Райские сцены как замечательное воздаяние тем, кто уверовал, – главная тема искусства ислама.  Выставка «Образы Святынь» это подтверждает?

– А вы посмотрите внимательно на иллюстрации к «Далаиль ал-хейрат...». Почему появляется на них Медина, Рауда, могилы праведных халифов? Мусульманин, который читал ал-Джазули, сразу вспоминал достоверный хадис, который есть и у Муслима, и аль-Бухари: «Между моей могилой и минбаром расположен райский сад». То есть, открывая книгу, мусульманин ставил себя на то место, которое его возносило в рай. Поэтому чтение этой книги – это не просто чтение, а некая магическая процедура. Текст плюс иллюстрации и наставления (торопитесь совершить молитву перед смертью, торопитесь покаяться) – все это дорога туда, в Тот мир, дорога к счастью! Мы как раз и хотели показать этой выставкой, что мусульманская эстетика напрямую связана с идеей единобожия. Эстетика античная, христианская, современная во многом лишены религиозной составляющей. В мусульманском искусстве не существует понятия прекрасного без понимания единства Бога и сути мусульманского откровения. Все композиционные схемы, все каноны, которые представлены в иллюстрациях и шамаилях, напрямую связаны с религиозной доктриной. Фактически исламское искусство, в моем понимании, – это один из путей, который ведет человека к в рай, к счастью.

Беседовала Ольга Семина