Интервью одного из основателей и председателя Региональной татарской национально-культурной автономии города Москвы, а ныне – ее почётного председателя, советника председателя Московского городского совета ветеранов Расима Акчурина. С генерал-полковником побеседовала наш корреспондент.

 

 

– Уважаемый Расим Сулейманович, совсем недавно, в день праздника Ураза-байрам Вас можно было увидеть в Московской Соборной мечети. Вы вместе с героями СВО совершили праздничный намаз, слушали проповедь шейха Равиля Гайнутдина…

– Да, и я был потрясен этой проповедью. Нашим политическим деятелям не хватает такого умения, каким обладает уважаемый шейх, – в короткой речи осветить все положение дел в нашем государстве и показать при этом свое глубокое понимание нынешней обстановки. Проповедь шейха Равиля Гайнутдина слушали академики, профессора, военнослужащие, и на всех она произвела большое впечатление, все были потрясены!

Я не первый раз присутствовал в мечети на проповеди шейха. Бывало, в силу занятости мне приходилось ее слушать по ТВ. Могу однозначно сказать, что муфтий Равиль Гайнутдин – очень талантливый оратор и руководитель большого масштаба. Уже несколько десятилетий возглавляет нашу умму. Это были переломные годы, когда произошли кардинальные перемены и в нашей стране, и в мире. Вести за собой людей в такое время  очень сложно, но ему удалось сохранить единство нашей общины и показать, что мусульмане – верные и преданные сыны нашего Отечества.

 ^{После праздничного намаза Ураза-байрам в Московской Соборной мечети. 10 апреля 2024 г.}

– Вам удалось после праздничного намаза пообщаться с участниками СВО?

– Да, мы немного поговорили. Выяснилось, что наши военные тоже не в первый раз присутствуют на проповедях шейха.  Надо отдать им должное – они свято чтят мусульманские обычаи. Молодцы!

Но знаете, не хотелось бы говорить о войне. Все-таки мир лучше войны. Я видел тех, кто воевал, не только в мечети. Мы, члены Московского городского совета ветеранов, посещаем военные госпитали. Мы видим раненых, искалеченных. Понимаем, что их восстановление будет сложным, переживаем за них, сочувствуем их родственникам. При этом должен подчеркнуть: настрой у этих людей один – только победа!

Я думаю, войну надо быстрее заканчивать. Но только нашей победой! Другого нам не дано. Точнее, другого не должно быть. Так правильнее. Потому что «дано – не дано» – об этом только Всевышний знает!

 

– Через несколько дней страна отмечает 79-ю годовщину Победы в Великой Отечественной войне. Когда она началась, вам не было и 10 лет.  Вы хорошо помните те далекие события? 

– Да, конечно. Я даже помню события, связанные с советско-финской войной (1939–1940 гг.). Меня отец приводил к военкомату, а там женщины провожали своих родных мужчин на войну. Уже тогда я почувствовал всю тяжесть расставания близких людей. А уж 41-й год и подавно памятен. Мы жили тогда в Узбекистане, в Андижане, далеко от мест развернувшейся с фашистской Германией войны, но она чувствовалась и там. Я только закончил 1-й  класс. Помню, что нас, русскоговорящих детей, собрали в сельсовете и сказали: завтра мы все должны все быть в отделении милиции железнодорожной станции города к определенному часу. Будут приходить эшелоны с эвакуированными, вы будете разводить их по дворам, к месту их проживания. Каждый из нас, малолетних ребят, должен был сопроводить определенное количество прибывших. 

Эшелоны приходили один за другим. Люди – изможденные дорогой, уставшие, встречали их радушно с теплотой, и они это чувствовали.  Сколько дней я, как и мои сверстники, работал проводником,  не помню, но точно могу сказать, что за эти дни ни разу никто из местных не выразил своего недовольства, досады, не сказал грубого слова! Хозяева свое лучшее жилье отдавали эвакуированным. Надо отдать должное местному населению: люди понимали всю трагедию и тяжесть ситуации, понимали людей, которые, оставив родные дома, преодолели тысячи километров, прежде чем попали в наш город. Эвакуированные не раз меня, пацана, расспрашивали, кто я такой, как в Андижане оказался. Повторяю, народ в целом воспринял с пониманием этот наплыв эвакуированных, и теплота встречи несколько скрасила всю тяжесть положения этих людей.

Я помню, что в Андижан был эвакуирован Воронежский авиационный завод. Он очень быстро развернулся и наладил производство. Как только Воронеж освободили (в 1943 г.), завод тут же снялся и отправился в родной город: люди уже тогда были абсолютно уверены в нашей победе, в том, что город никогда больше не отдадут врагу. Весь Андижан провожал завод. Они оставили оборудование, и в последующем на базе завода было налажено производство дизелей.

Голода или нехватки продовольствия мы не ощущали. В начале войны была введена карточная система, и я с этими карточками ходил получать хлеб. Помню, как в 1947 году в Андижане открылся первый коммерческий хлебный магазин. Мама сказала, что в одни руки будут давать определенное количество буханок. И мы с ней на следующий день в 6 утра пошли занимать очередь, чтобы взять хлеб, полагающийся на двух человек. Я помню огромную очередь, народ гудел, но с радостью воспринял появление магазина: хоть цены и коммерческие, но хлеб уже можно купить свободно, без карточек.

 

– Расим Сулейманович, кто-то из Ваших родных и близких воевал?

– Мой отец, он – участник Сталинградской битвы. В 1942 году в Андижане была сформирована узбекская дивизия. Отца, который был секретарем Облисполкома, назначили комиссаром дивизии. Он часто вспоминал потом, как они прибыли в Сталинград: был солнечный день, на улицах много народа, и в это время фашистская авиация нанесла мощный бомбовый удар.  Очень много людей погибло.

На фронте у отца открылась болезнь, и он вынужден был вернуться домой. Вернее, его принесли домой на носилках два солдата. Мама смогла его поставить на ноги. Поскольку он по профессии – педагог, его сразу забрали на партийно-политическую работу.

Воевал и мой дядя, брат отца. Он был машинистом. Хотя на машинистов распространялась бронь, он пошел на фронт добровольцем и погиб. Сколько ни пытался отец потом найти место его гибели, так и не нашел. Другие родственники, хотя и были ранены на фронте, остались живы, после войны продолжали трудиться.

 

– Вы, совсем юный парнишка, как воспринимали войну? Следили за военными действиями?

– В Андижане я учился в школе № 24 в русскоязычном классе. Моими одноклассниками были и русские, и евреи, и татары, и узбеки (они старались попасть в русскоязычный класс, чтобы учиться на русском языке).  Я был старостой класса. Утром я должен был заходить в буфет и получать пончики – столько, сколько учеников в классе. Так в то время заботились о детях. Если кто-то не приходил в школу, я отдавал тем, у кого были братья и сестры. В мешке у меня никогда ничего не оставалось.

Географию у нас вела – помню до сих пор имя учительницы – Раиса Максимовна.  Она параллельно преподавала в военно-музыкальном училище, передислоцированном в Андижан из Ростова.  Раиса Максимовна и в нашем классе старалась ввести военный порядок и дисциплину. По ее поручению я отвечал за карту боевых действий, которая висела на доске. То есть я должен был приходить раньше других и отмечать все изменения на фронте, произошедшие за минувший день. Это сейчас некоторые школьники не знают, что происходит на Украине. А тогда ребята, войдя в класс, сразу устремлялись к карте, а не к парте. Они хотели узнать, насколько изменилась линия фронта, насколько продвинулись наши войска. Это удивительно! Я думаю, что в этом была заслуга нашей учительницы географии. Она ввела это правило, она воспитывала нас, она приучала нас знать обстановку на фронте. Главное происходило там. Так что лозунг «Все – для фронта, все – для Победы!» был для нас не пустыми словами. Все работали на победу. Это сплачивало людей, они проявляли свои лучшие качества.

 

– Как Вы учились? На «отлично»?

– Хорошо учился. Мама – учительница, папа – на партийной работе, я не имел права их подводить.

– А фамилия роли не играла? Ведь род Акчуриных хорошо известен в нашей стране: были среди Акчуриных и дипломаты, и меценаты, и просветители…

– Нет, мы к ним не имеем отношения. Мой отец – из Пензенской губернии из села Бикмосеевка.  Мы с братом там как-то раз были. Все село вышло нас встречать. Нам показали дом, в котором родился отец, он еще стоит. Старые жители вспоминали, как мой отец Сулейман разносил девочкам письма, будучи пацаном. В 1930 году по направлению Наркомпроса отец отправился поднимать образование среди узбеков.  В Узбекистане в селе Зангиата я и родился.

 

– Расим Сулейманович, день Победы помните?

– Да, очень хорошо. Отец пришел с работы вечером 8 мая и сказал нам, что сегодня будет подписан акт о капитуляции Германии. Я помню, на велосипеде гонял по городу. Ликование было всеобщее, от мала до велика – все радовались. Это была выстраданная, желанная и ожидаемая победа.

 

– Духовное управление мусульман России ведет большую военно-воспитательную работу. Например, имам Московской Соборной мечети, член президиума Московского отделения Общероссийской общественной организации «Офицеры России» Марат Аршабаев  часто выезжает в поисковые отряды, участвует в церемониях захоронения останков погибших в годы войны воинов. Поисковая работа продолжается и сегодня, семь десятилетий спустя после окончания войны!

– Этой работой руководит Московский совет ветеранов. Поисковые отряды возглавляют члены нашего Совета. Они обычно выезжают в Тверскую область. Раньше и я ежегодно выезжал в лагерь к поисковикам, участвовал в церемониях захоронения останков. Это мероприятия – особые и, конечно, горестные.  На них обычно много народу собиралось. Однажды даже из Узбекистана родственники погибшего приезжали. 

В Тверской области погребение проводили в одном месте. Председатель нашего Совета обращался с официальным письмом к губернатору Тверской области, чтобы к месту захоронения были проложены дороги.  В прошлом году я ездил туда, подъезды сделали шикарные! Молодцы!

 

– Расим Сулейманович, в 1999 году Вы возглавили Центр по военно-патриотическому и гражданскому воспитанию Департамента образования города Москвы. А с чего, на Ваш взгляд, должно начинаться военно-патриотическое воспитание? На мой взгляд, с семьи. Если дети знают свою родословную, своих родных, тех, кто воевал, приближал Победу, они и будут ощущать себя, свою семью частью большой страны.

– Вы наверняка правы. Семья должна влиять на сознание ребенка, на его отношение к своей стране, воспитывать гордость за семью, за то, что делает семья, строя это общество, эту страну. К сожалению, далеко не во всех семьях ведется такая работа. В лучшем случае родители требуют хорошей учебы и дисциплины. Семья имеет колоссальное значение в воспитании ребенка, в его становлении. Если он запущен в детстве, в 10-м классе ты на него никак не повлияешь.

 

– В последние годы Вы бываете в мечети, встречаетесь с шейхом Равилем Гайнутдином. А в детстве Вы получили какие-то религиозные знания?

– Нет. Во-первых, отец – директор школы, а потом – на партийной работе. Мать – учительница. Так что разговоров о религии в семье не было. Хотя моя мама, уроженка деревни Адельшино Пензенской области, – дочь деревенского муллы. Его звали Каюм Мухамеджанов. Я знаю, что в 1928 или 1929 году к нему пришли сельчане и предупредили: завтра тебя арестуют, беги! Дед запряг лошадей, посадил трех дочерей и жену в повозку и направился в Ташкент. Таким образом он спасся от расстрела. Работал сторожем, но узбеки быстро поняли, что он человек знающий. Приглашали его на все религиозные праздники, он совершал религиозные обряды, читал Коран. Был образованным человеком. Я часто у него бывал, когда служил под Ташкентом. Приезжал к нему и с маленьким сыном. Он брал его на руки и уходил гулять, а мне говорил, чтоб я плов готовил. Я вырос на плове. Это блюдо № 1 у нас в семье. Все – и я, и брат, и сестра – если собираемся, делаем обязательно плов.

Возвращаясь к ответу на Ваш вопрос: в Андижане мы жили в махалле, где проживали узбеки и татары. Все друг друга знали. В городе была мечеть, но я не помню, чтобы  в довоенное и военное время люди открыто туда ходили и демонстрировали свою религиозность. Отношение к религии тогда было очень осторожным.

Плотно заниматься и приобщаться к религии я стал, когда оказался в Москве и впервые встретился со служителями культа. Особенно большое впечатление на меня произвели встречи с шейхом Равилем Гайнутдином. Его отношение, его беседы углубляли мои познания в религиозных вопросах. Тогда в моем доме появился Коран.

Наши руководители обратились к церкви в последние годы, а мы гораздо раньше пришли к вере, стали посещать мечеть и всячески поддерживали нашу общину. Я думаю, это было правильно. Все предписания мусульманской религии – святы.

 

– Мне довелось как-то беседовать с нашим прославленным военачальником М. А. Гареевым. Он рассказывал, что во время битвы под Москвой в декабре 1941 года он, 18-летний, в окопе во время страшных налетов обращался к Всевышнему, он молился…

– Скорее это были не канонические молитвы, а слова, обращенные к Богу. Я думаю, это вполне объяснимо и естественно. В критической ситуации ты обращаешься к Всевышнему, и у тебя появляется уверенность, что ты  не один и что ты сделал все для своего блага. Да и Божья рука всегда дает молящимся то, что они просят.

 

– У Вас были такие критические ситуации?

– Нет, меня это миновало. Расскажу другой случай. Я был еще командиром батареи 100-мм зенитных пушек, мы дислоцировались под Ташкентом, прикрывали город. Рядом жил бригадир колхоза. Он иногда подъезжал к воротам части на тракторе с полным прицепом дынь и арбузов. Говорил: «Командир! Это от нас – твоим бойцам!»

 Однажды он пригласил всех солдат на праздничный завтрак по случаю совершения обряда обрезания сына. Я стал ему объяснять, что это невозможно, а он в ответ: нельзя, мы – соседи. Обязательно надо, чтобы вы все пришли. Сосед соседа должен уважать.

У меня состоялся разговор с замполитом. Он предупреждал, что я могу лишиться партбилета. Но я дал ему на день выходной, распорядился, чтоб на следующий день завтрак не готовили, и мы все отправились в гости. Солдаты были очень довольны: отменное угощение, выступления артистов… Меня вызвали на партбюро. Я объяснил, что гостеприимство для местных жителей – это закон. Добрососедские отношения – норма местной жизни. Я не имел права отказаться, а боеготовность была обеспечена, поскольку дежурные оставались на месте. Так что отделался я за этот проступок, как говорится, легким испугом.

 

– Расим Сулейманович, более 40 лет жизни Вы отдали Вооруженным силам нашей страны. Главные уроки Вашего служения Отечеству?

– В Советской армии не делали акцента на национальном вопросе. Никогда. Речь шла о дружбе народов, все были едины. Да, Сталин на приеме в честь Победы над фашистской Германией первый тост поднял за великий русский народ. Это правильно! Потому что основную тяжесть войны вынес на себе именно он, русский народ. Но нельзя забывать и другие народы, населяющие Россию, которые внесли свой вклад в Победу. 

Сейчас я слышу порой, что начинают говорить о русском государстве, русском народе. Нет, правильнее говорить, особенно руководителям, о российском народе, не выделяя ни татар, ни башкир, ни удмуртов и т. д. О величии российского народа. О дружбе народов, о взаимной поддержке. От этого Россия только выиграет, только сильнее будет! К этому надо стремиться – к единству!

 

^{Директор Татарского культурного центра Анвер Хусаинов, почетный председатель РТНКА г.Москвы Расим Акчурин и действующий председатель РТНКА г.Москвы Фарит Фарисов.}

 

– Накануне великого праздника Победы, что бы Вы пожелали своим соотечественникам – тем, кто находится в зоне боевых действий?

– Конечно, я думаю, никто никогда не мог предположить, что между Россией и Украиной будет братоубийственная война. Если бы об этом сказали при Сталине, то такого человека признали бы врагом народа.

 Ситуация сложная.  Бои продолжаются. Мой приемный сын Ильнур Дамирович – участник СВО – был тяжело ранен, сейчас проходит курс восстановления и намерен вернуться на фронт.

Чтобы я хотел пожелать ребятам, которые находятся в зоне боевых действий? Постараться сохранить себя для матерей и жен – это все равно что ничего не сказать. Главное, чтобы вы вернулись оттуда, а то, что вы победите, в этом нет никакого сомнения. Российский народ всегда побеждал. Всегда! 

 

– Благодарю Вас за беседу. С Днем Победы!

Беседовала Ольга Семина