В Норильске находится самая северная в мире мечеть, которая занесена в Книгу рекордов Гиннеса. Фото http://www.mk.ru

Когда рядовой обыватель слышит о мусульманах, перед его внутренним взором встают картинки весьма «южные». Арык и урюк, ишак да кишлак, приветливый Уч Кудук, встречающий утреннюю «шайтан-арбу»... и все это под синим, безмятежным небом, под вечно-палящим Солнцем... А тут — Норильск. Глухое Заполярье, суровый полуостров Таймыр. Город-завод, в окрестностях которого добывается и перерабатывается четверть мировых запасов платины и никеля. И еще, оказывается — здесь же выстроена самая северная в мире, и за то занесенная в Книгу рекордов Гиннеса, мечеть.

Эта мечеть — место встречи небольшой, но дружной общины норильчан, исповедующих ислам. Каким ветром этих южных людей занесло на Крайний Север? Словом, на разведку мы — отправились, исполненные самых «прохладных» предчувствий.

Предчувствия не обманули. Начать с перелета — его отложили на 14 часов: «Норильск погоды не дает», категорически объявил авиадиспетчер. Наконец, уже чуть обжившихся в Домодедове, нас пригласили на посадку, но и тут — загадочно попросили «не обнадеживаться». На это спустя 4,5 часа намекнул и капитан лайнера, начав закладывать круги вместо захода на посадку — «не исключено, что полетим обратно в Москву». Ничего, хотя бы отдаленно напоминающего город, в иллюминаторах на все 360 градусов не видать и в помине.

Наконец, через пару часов кружения, пилот отважился — или плюнул на все, и нырнул в белое ровное.

...По ощущениям, мы прорвались через кастрюлю манной каши, которую повар, отчаявшись доварить, тут же и опрокинул на бок. Получив изрядного пинка в борт, чиркнув крылом полосу, аэробус завяз в сугробе. Командир экипажа голосом, исполненным почти неприкрытого злорадства, сообщил, что «полуостров Таймыр приветствует вас температурой воздуха −26 С, ветром, порывами, до 30 м/с, пургой, горизонтальной видимостью не более 2 метров и световым днем не свыше... желаем приятно...». И тут же совершенно не по уставу добавил «а мы уносим шасси». Заскрежетал люк, и умные — закутанные в меха — стюардессы пригласили нас прыгать на ледяную гору, оказавшуюся — подумать только! — самоходным трапом...

Норильск! В Москве на 50 С теплее. И там же (об этом нам предстояло узнать через несколько минут) остались любезно забытые авиакомпанией наши сумки — со всей фото-видео-аудио-IT-техникой, с зимней одеждой и обувью... А здесь нас, казалось, не ждало ничего, кроме мглы, бурана, поземки и режущего до кости холода.

Надежды не добавил и таксист, заломив бессовестную цену от аэропорта до гостиницы: погодка, ухмыльнулся бомбила, «штатная, по сезону». Лета «не было» два последних года; не факт, что будет и в этом; кое-где снег не тает и в июле; вот и цены на бензин, сами понимаете... оттого и извоз дорог...

А узнав, к кому и зачем мы приехали, хмыкнул и вовсе недобро: ну, этим-то везде хорошо. «Эти» приезжают — от властей подъемные получают, шестьсот тысяч — на жилье, на обзаведенье. Оттого и общиной держатся, делиться не желают. Вон, видишь, и мечеть себе отгрохали, даром что на вечной мерзлоте. А нашим-то, православным — и там шиш, и здесь фигу...

Слышать это, особенно последнее, было — по меньшей мере, странно. Живя в Москве, к цитаткам из серии «понаехали тут» не то чтобы привыкаешь, но учишься не замечать — слишком уж распространено. Но «понаехавшим» жить и работать в Норильск, по первому ощущению, следовало бы не завидовать, а — памятники ставить, как первопроходцам. Особенно, если вспомнить мелькавшие в газетах каких-то пятнадцать лет назад, в годы всеобщего краха, особенно отчаянные объявления типа «Меняю квартиру и гараж в Норильске на билет до любого крупного города на Материке...»

Словом, ясности не внесла ни беседа с коренным жителем, ни начавшийся чахленький рассвет — уже не полярная ночь, но и не день пока еще. Мелькавшие по обочинам дороги бесконечные трубы Комбината сменились первыми городскими постройками. Дороги — черные; в целях экономии асфальт вместо реагентов посыпают бесплатной золой. Архитекторы, тоже, видимо, махнув на все рукой, отстроили жилые кварталы без изысков, дома — коробки: прямоугольники, квадраты, параллелепипеды... Один из них оказался гостиницей «Норильск», в стенах которой нам, кажется, предстояло просидеть всю командировку.

Чуть отдохнув от перелета, мы разделяемся. Фотограф, предусмотрительно взявшая пальтишко в ручную кладь, на такси отправляется в мечеть — знакомиться, фотографировать и, может быть, выпросить для меня какую-нибудь куртку. Я (в брюках и рубашке) остаюсь изучать город визуально (из окна) и виртуально (через интернет).

Сегодня Норильск заслуженно пользуется репутацией самого экологически грязного города в мире. Правда, по этой рубрике он в Книгу Гиннеса не попал — возможно, особо не боролся за звание? — но по итогам 2010 года Росстатом признан самым загрязнённым городом России. Градообразующий Заполярный филиал Горно-металлургической компании «Норильский никель» ежегодно выбрасывает в атмосферу в среднем около 2 миллионов тонн отравы, в основном диоксида серы. Содержание загрязняющих веществ в атмосфере Норильска редко бывает ниже 4–5 ПДК, доходя иногда до 120 ПДК (формальдегид, 1995 год). Вокруг Норильска около 100 000 гектаров лесотундры выжжено или обречено на умирание.

А среди населения города значительно повышены показатели по аллергии, бронхиальной астме, порокам развития сердечнососудистой системы, органов дыхания и пищеварения, болезни крови, онкологии, расстройства психики, в том числе и среди детей. Продолжительность жизни в Норильске на 10 лет меньше среднероссийского показателя, а численность населения города уменьшается с каждым годом на несколько тысяч человек.

Кому здесь жить, и как жить? Продолжительность отопительного сезона составляет 302 дня, период устойчивых морозов длится около 280 дней; при этом отмечается более 130 дней с метелями. Представителей коренных национальностей — ненцев, энцев, нганасан и долган — мало. В основном живут русские, азербайджанцы, дагестанцы, а также — с бору по сосенке — потомки всех заключённых и сосланных, амнистированных в 1953 году. Для христиан в городе есть православный храм «Всех скорбящих Радость».

Для всех прочих — та самая мечеть Нурд-камаль. Открытая в 1998 году, она была построена Мухтадом Бекмеевым, этническим татарином и уроженцем Норильска. Меценат назвал ее в честь своих родителей, похороненных здесь. Но сама мечеть оказалась его прощальным подарком городу: не выдержав здешних условий, Бекмеев уехал жить, где потеплее — в Сочи...

...не успел я еще окончательно прийти к мысли «здесь жить нельзя в принципе», как дверь номера распахнулась, и появилась фотограф — весьма оживленная, радостная, румяная с морозца и не склонная к меланхолии.

— Живо собирайся, такси у подъезда. Мы приглашены на семейный ужин в многодетную семью. Хорошо живут, весело!

* * *

Семья Маярбиевых — чеченцы, переселенцы из Грозного — живут, по здешним меркам, действительно неплохо. На пятерых у них — собственная трехкомнатная квартира: хотя и на окраине города, но зато до мечети — рукой подать. Средний сын, 8-летний Абдул-Малик, помимо школы, посещает и маленькое медресе при мечети. Младший сын Тархан в свои шесть лет пока довольствуется образовательной программой детского сада. А старшая девочка, 12-летняя кокетка Танзила, увлекается кулинарией. Сейчас она помогает маме, красавице Лейле, готовить ужин — национальные лепешки «чепалгаш» с творогом. Вкуснятина!

— Почему уехали из Грозного? — интересуемся.

— С работой в республике тогда было плохо, — поясняет многодетный глава семьи, 33-летний Темирхан. — И не было ясности — будет ли дальше, и что будет? Пока не было детей, еще бы ладно. Но когда родилась первая дочка, стало труднее, пришла пора задуматься о будущем. Да и детей хотелось, чтоб было много, как это принято в чеченских семьях. Вот так мы подумали, и в 2001-м отправились вглубь России счастья искать.

За «счастьем» пришлось ехать довольно далеко — полстраны, да еще курсом на север. Зато теперь Темирхан работает водителем в горадминистрации, Лейле сыскалось место продавщицы в магазине. Вслед за материальной стабильностью появились в семье и сыновья, решился квартирный вопрос. Однако, сейчас родители все чаще подумывают о возвращении в Грозный — по доходящей от родственников информации, жизнь там налаживается. А в Норильске, хоть и налажено все, но очень уж не хватает тепла, зелени и привычных горских пейзажей — земля «гладкий и пустой, как тарелка».

Почтительные дети, по чеченской традиции, слушают родителей молча, не перебивают, но в глазах их читается некоторое недоумение. Старшая дочь родные края хоть и успела повидать краем глаза, но конечно же ничего не запомнила. А сыновья — так и вовсе родились здесь, и вся их жизнь — здесь, они урожденные норильчане, и Чечня для них — вроде красивой сказки. Побывать там — хорошо, но уехать насовсем от «родного» привычного Заполярья? От друзей, от школы? А зачем, собственно..?

— Говорят, что чеченская «версия» ислама несколько агрессивнее других, — пытаюсь выяснить подноготную. — А мечеть на всех одна... Не случается ли конфликтов с другими верующими, других национальностей?

— Много чего говорят, да не все слушать надо, — увесисто отвечает Темирхан. — Аллах один, и ислам один. Да и климат у нас не тот — отношения выяснять. Нам здесь — выживать надо, всем вместе, а воевать начнем — только силы зря потратим, да пропадем поодиночке. Нет конфликтов. Нет между нациями выяснений — кто лучше, кто хуже, кто больше Аллаха любит. Все на одном языке общаемся, на русском. На нем говорим, ему учимся, на нем и проповеди слушаем. А служба идет — так тоже для всех на арабском.

Вкусный ужин окончен, дети привычно разбредаются по комнатам — кто уроки учить, кто отдыхать. Родители провожают нас, приглашают приезжать еще. «Чемоданного» настроения в этой семье не ощущается.

* * *

Следующий день начинается с приятного: аэрофлот наконец нашел и привез наши сумки. Можно приодеться в теплое, подзарядить наши издыхающие на морозе телефоны. Да и погода, на удивление, наладилась: «за бортом» — всего лишь −7С, унялась пурга, и даже солнце чуть выдвинулось из-за далекой пологой сопки. Словом, все бы хорошо, с одной лишь оговоркой: этот день — последний из трех, отведенных на командировку...

А значит — все галопом. На бегу не все увидишь, многого не прочувствуешь, о чем-нибудь обязательно забудешь. По счастью, сегодня — пятница, а значит, в мечети соберется почти вся община, будет большой «пятничный» намаз. Значит, и нам туда дорога.

А подвезти нас сегодня любезно согласился Амрулло — исполняющий обязанности имама Норильской общины. Почему «и.о.»? Да просто никак не выберет времени — поехать в Красноярск, в муфтият, исполнить там все необходимые процедуры с формальностями и официально вступить в духовное звание. А пока — справляется и так.

Благо, что в городе Амрулло — и так самый «профессиональный» мусульманин. Уроженец Таджикистана, в молодые годы он закончил медресе в Душанбе. В Норильск переехал сравнительно давно, в 1997 году, и сразу же влился в дела и хлопоты здешней общины — тогда еще не имевшей даже мечети. Активно помогал стройке, и теперь ведет службы каждый день — в простые дни для 20-30 прихожан, а по пятницам собирается и до двухсот. В 2008 году выкроил-таки время — совершил хадж.

И уж, к слову сказать, все духовные «нагрузки» у имама — отнюдь не взамен, а в дополнение к основной трудовой деятельности. В свои 45 лет Амрулло трудится на Норильском комбинате в должности машиниста-обходчика. А в мечети дел — хоть отбавляй и помимо служб. Вечернее медресе вести — снова Амрулло. Башкирка-мать, дочери которой предстоит операция на глазах, волнуется — где лечиться, какие врачи нужны, какие лекарства — тоже пришла за советом к Амрулло. Казах в островерхой шапке хочет, чтоб помолились о благополучных родах его жены — и он к имаму. Какие-то разночтения, периодически возникающие между шиитами и суннитами — тех и других примерно поровну — и снова на роль третейского судьи не найти никого более подходящего, компетентного, рассудительного.

— У нас нет конфликтов между верующими, — смеясь, утверждает в свою очередь Амрулло. — На одном языке общаемся, как одна семья живем, прижались друг к дружке покрепче — от холода, наверное...

— А в теплые края не думали вернуться?

— Знал бы, на кого все хозяйство оставить — может и подумал бы, — улыбается и.о. — Но сначала нужно вырастить, как это теперь модно говорить, преемника. Разве что вот Абдул-Малик подрастет — ему доверю.

И треплет по макушке нашего вчерашнего 8-летнего знакомца. «Преемник» старательно переписывает буквы арабского алфавита с доски в тетрадь — учится правильно читать Коран.

А на входе в женскую часть мечети мы знакомимся со старейшиной общины — 78-летней Сакинэ Салахутдиновой. Вместе с мужем Сакинэ приехала сюда из Чувашии в далеком 1963-м году, на заработки — да так и проработала тридцать пять лет маляром на комбинате. Зарабатывали неплохо, вырастили сына и дочь, которые тоже остались жить и работать в Норильске. А Сакинэ, овдовев, вернулась к тому, чем тайком увлекалась в молодые годы, при советской власти — читать Коран и учить обрядам других верующих.

— Мало стало в Норильске татар, — жалуется пожилая татарка. — Многие уехали, а которые остались — не хотят здесь детей заводить...

— А вы уезжать не думаете?

— Я куда поеду? Там, в Чувашии — никого не осталось, всех пережила, да и помню мало. А здесь муж лежит. Значит, судьба и мне здесь лежать...

— А ваши дети здесь остаются — наверное, чтобы о вас заботиться? — стараемся увести ветераншу труда от мрачных мыслей.

— Я бы не стала удерживать, если бы хотели уехать на Материк — уехали бы. Но нет, они сами так выбрали. Может, и правда за меня держатся. А может, и я за них... Аллах знает, кто за кого держится. Но так чувствую — Норильск наш дом, детям жить, и мне доживать — здесь написано...

* * *

Покончив со всеми делами и знакомствами в мечети, все вместе идем перевести дух в примкнувшее по соседству халяльное кафе с незатейливым названием «Кафе». За день наугощались то там, то сям — желудок битком набит. Но где взять каменное сердце — отказаться от миски духовитого наваристого кюфта-бозбаша, да от закопченного алюминиевого чайника с зеленым чаем? И как обидеть отказом улыбчивого бухарского узбека Гайрата — управляющего «Кафе»? Тем более что, как уверяет Гайрат — супчик-то настоящий, с бараниной, хотя и с импортной — с новозеландской?

Не понял... А что — бывает баранина искусственная?

Всеобщее оживление, переходящее в смех. Э-э-э, дорогой, да ты, видимо, совсем истории Норильска не знаешь. А мусульманин бы догадался...

В двух словах: за Полярным кругом, на вечной мерзлоте баран не водится — ему тут кушать нечего, а от пурги и шуба не спасает. Сообщение Норильска с Большой землей — только самолетами, да в хорошее лето, не каждый год — месяц навигации по реке Дудинке. Поэтому баранина, даже замороженная, до последних времен, пока не наладили поставки, была наидефицитнейшим товаром — более редким даже, чем никель с платиной. И кюфту-бозбаш, и другие национальные блюда приходилось готовить с различным «суррогатным» мясом, с говядиной в основном — не тот вкус, и запах не тот. А уж о живом баране — не приходилось даже заикаться.

— Так жили, — хохочет Гайрат, — что Курбан-байрам, не поверишь, с северным оленем вместо барана встречали!

— А сейчас, — любопытствую, — как встречаете? Прилетели бараны?

Смех делается громче. Ну, понятно: времена меняются, но запихнуть живого, блеющего барана на рейс, скажем, Аэрофлота — все так же непросто...

Ислам не позволяет употреблять алкоголь. Но — разрази меня шайтан, если плохо сидим, пусть даже и без спиртного! Ноги гудят от приятной усталости, предвкушая заслуженный отдых; плотно набитый живот склоняет ко сну; в теплом воздухе кафе плавают всяческие аппетитные запахи; божественно освежает и бодрит зеленый чай. Гайрат, по всему ясно, уезжать из Норильска в ближайшем будущем тоже не планирует.

И внезапно ловишь себя на мысли: и я — тоже. Уже не так рвусь в Москву, как вначале. Моя бы воля — остался б еще на денек-другой, пообщался бы.

И еще: педантично выведывая у всех встречных, не собираются ли они покинуть Норильск, получая самые невразумительные ответы, я так ни разу и не задал второго вопроса, интересовавшего меня ничуть не меньше. Правда ли, что переселенцы из этнических групп получают «подъемные» деньги от властей, в то время как представители титульной нации — имеют шиш с маслом? И не задал я его не потому, что забыл. А потому, что — не хотелось услышать ответ. Не хотелось разочароваться.

Потому что, как бы там ни было — а в места, подобные Норильску, большинство людей попадает не своей доброй волей — а, скорее, стечением обстоятельств.

Михаил Осин

«MK.ru»