Муфтий Мукаддас Бибарсов: «Уверен, что нахожусь на правильном пути»
Муфтий Саратовской области Мукаддас Бибарсов |
— Двадцать пять лет назад вы возглавили мусульманскую общину Саратова. Что за четверть века изменилось, прежде всего в сознании людей?
— Думаю, что за двадцать пять лет произошла революция, и не только в мусульманском сообществе. Изменился общественный строй в стране. Изменились ценности, идеология, мировоззрение людей. Если говорить о религиозном мировоззрении, то мы, безусловно, наблюдаем определенный рост его. Хотя, на мой взгляд, мораль все-таки падает. Парадокс. И число храмов растет, и религиозное сознание растет, а мораль падает.
— Может быть, соблазнов стало больше?
— Конечно. Ведь то, что мы называем глобализацией, играет в нашей жизни огромную роль. И не только у нас, даже в таком сверхконсервативном государстве, как Саудовская Аравия, происходят очень серьезные изменения, которые лично меня не радуют.
— Получается, что сейчас религия, ислам в том числе, должна бороться с возрастающим числом соблазнов, которые искушают людей?
— С одной стороны, да. Но с другой стороны, мы видим, что к людям приходит осознание, что все-таки материальный мир — не главное. Может быть, не все пока понимают это. Где-то на подсознательном уровне есть ощущение того, что мы реально голодны. Отсюда попытка насытиться материально, насытить свое тело. Но все больше людей начинают понимать, что это не первично. Тело, оболочка, может жить только за счет души. Человек может быть по-настоящему богат только внутренним своим миром.
— С кем вам проще — с сытыми людьми или с голодными? С богатыми или бедными?
— Богатых у нас очень мало. Богатый человек в моем представлении — тот, который «переваривает» благосостояние, которое у него имеется. То есть, он очень спокойно к этому относится, как к данной Всевышним Аллахом милости. Почему я говорю, что богатых у нас практически нет, потому что для многих это состояние, пусть небольшое, настолько давит на людей, что они не могут осознать, что это не главное, что не нужно служить этому «золотому тельцу». Нужно заставить это состояние служить тебе. Поэтому с такой категорией людей намного сложнее работать. Я не говорю про всех, потому что у нас, слава Аллаху, есть люди и состоятельные, за счет которых община держится.
— Вы знаете все нюансы развития саратовской мусульманской общины. Процессы, которые у нас происходят за последние 25 лет, идентичны тем, которые идут по всей России, или у есть свои особенности?
— Думаю, что процесс, конечно, отличается, есть саратовская особенность. Основной показатель — это сознание людей. Насколько люди переживают, как относятся к тому, что происходит вокруг них. Когда что-то происходит в мусульманском сообществе, я вижу, что у нас в Саратове есть люди, которые на это откликаются. К примеру, правозащитная сторона. В России не так много регионов, где люди собирали бы подписи, писали в защиту тех, кто, по их мнению, незаконно задержан, арестован. Если брать события религиозно-идеологического плана, то, когда была попытка установить на памятной земле для всех российских мусульман — в Булгарском заповеднике — языческий символ, саратовские мусульмане проявили, наверное, самую большую активность. И подписи собирали, и обращения писали. Была даже идея провести автопробег. Всё это заставило серьезно задуматься тех людей, которые пытались это сделать.
— Мы говорим с вами накануне большого мусульманского праздника. Но обстановка совсем не безоблачная. Недавно прочитал в СМИ, что руководитель Приволжского центра региональных и этнорелигиозных исследований Раис Сулейманов обвинил вас в оправдании ваххабизма.
— Я бы сказал, «обстановка рабочая». У нас умудряются критиковать людей, которые и ничего не делают. Мы же хотим сделать что-то позитивное, созидательное, а те люди, которых вы упомянули, по сути — разрушители. Для достижения своих целей они могут, кого угодно и в чем угодно обвинить. Додумался же этот «эксперт» обвинить президента Татарстана в покрывательстве «ваххабитов». Бедный Рустам Нургалиевич наверняка не имеет даже представления о таких тонкостях в религиозных течениях. Впрочем, таким экспертам важно обвинить своих оппонентов, написав донос, облить их грязью и заставить оправдываться. Кстати, за этим экспертом стоит группа людей, близких к власти. И вызывает сожаление, что РИСИ, как «мозговой центр», который призван обеспечивать руководство страны, президента достоверной информацией, практически дезинформирует их, устраивая действиями своих сотрудников провокации в отношении активной части мусульман России.
Я абсолютно убежден: за то, что сегодня в Татарстане происходит, львиная доля ответственности лежит именно на этих людях. Они ищут экстремизм там, где его изначально не было. После подобных публикаций правоохранительные органы начинают предпринимать какие-то действия. Не всегда правомерные, не всегда справедливые. Но, загнав людей в угол, мы получаем обратную реакцию.
— То есть это ответ на вашу оценку трагических событий в Казани?
— Не только. Это реакция на всю мою деятельность. Если такие люди оценивают мою работу таким образом, значит, я нахожусь на правильном пути. Это придает мне силы и уверенность. Там, где творится зло, нечестие, обман, я молчать не могу. У меня обостренное чувство справедливости.
— Вы не опасаетесь того, что вслед за такими словами, сказанными человеком из околовластных структур, могут последовать какие-то действия?
— Во-первых, всё в руках Всевышнего Творца. Во-вторых, знаю немало примеров того, как люди, травившие невиновных, фабриковавшие на них уголовные дела, подобно этим господам, сегодня сами сидят на нарах. И присвоившие себе звания экспертов деятели дезинформируют общество, руководство страны и правоохранительных органов. Рано или поздно их антигосударственная и антиобщественная деятельность будет разоблачена. Недаром органы ФСБ сделали предупреждение этому молодому человеку.
— Собираясь сюда, я почитал последние публикации о трагедии в Казани. Вывод некоторые авторы делают такой: традиционный ислам не может сейчас ответить на вызовы радикально настроенной молодежи и поэтому нуждается в некой реформации. Это реальное предложение?
— Мы же россияне, и только у нас «каждый суслик — агроном», и шиитов могут назвать ваххабитами, что сродни тому, что либерал есть ультраконсерватор. Это говорит о некомпетентности людей.
Даже позитивно настроенные, знающие люди могут недопонимать в этих сложных вопросах. Лет двадцать назад в Саратов приезжал по приглашению СГУ Кирилл Глассе. Американец русского происхождения, ученый-энциклопедист. Написал первую энциклопедию Ислама на английском языке. Сам давно принял ислам, долгое время жил в арабских странах. Он мне задал вопрос: «Не могу понять, почему один хадис (изречение пророка Мухамеда. — Прим. ред.) противоречит другому хадису, когда в одном случае пророк сказал так, а в другом случае он сказал противоположное?» А я говорю: он сказал людям с одним менталитетом и восприятием — одно, а людям, которые имели другой уровень знаний и веры, говорил соответственно уровню их понимания. Поэтому нет здесь разночтений. Высокоученый человек, но и он не всегда понимал это. А сегодня люди, которые игнорируют основы, столпы ислама, пытаются учить религии.
— У меня всегда вызывают недоумение примерно такие сообщения: районный суд российской глубинки по представлению местной прокуратуры запрещает какую-то богословскую книгу. Не обязательно, кстати, мусульманскую. Насколько компетентны правоохранительные органы и суды какого-то отдаленного района в таких действиях? Может быть, создать какой-то единый орган с привлечением действительно квалифицированных экспертов?
— Мы очень давно ставим вопрос о создании такой экспертной комиссии. По этому поводу было несколько совещаний. Мы писали президенту после первой волны запрета книг. Была встреча президента с полпредами. Глава государства был этим вопросом вроде обеспокоен. Это еще было при Медведеве. Состоялась встреча муфтиев ПФО с Григорием Рапотой в Ульяновске. Все, и полпред, были этим вопросом обеспокоены. Я сделал там доклад. Собирались, повозмущались, но, к сожалению, этот процесс до сих пор продолжается.
Возникает вопрос: если нет желания создавать такую группу экспертов, если это делается в глубинке, значит, это происходит не хаотично, не само собой? Значит, есть какие-то силы, которые заинтересованы в том, чтобы исламская популярная литература запрещалась? Я не говорю про какие-то экстремистские политические воззвания, брошюры, журналы, призывающие к изменению общественного или политического строя. Здесь вопросов нет, мы не об этом. Заметьте, больше всего попало под запрет именно мусульманской литературы. Значит, есть силы, которые не хотят, чтобы мусульмане имели реальное представление о своей религии, чтобы они были действительно верующими людьми.
Хотя, если смотреть глубже, от этого жизнь не остановится. Сегодня масса возможностей узнать то, что запрещают. Но, тем не менее, это психологическое давление, это попытка указать: вот ваше место. Я думаю, что эти вещи не пройдут. Сегодня нужно научиться договариваться, мы живем в одной стране, в одном обществе. И мусульмане достаточно активные люди. Игнорировать этот факт было бы очень неправильно. Мы должны искать точки соприкосновения, компромиссы, мы являемся гражданами одной страны, у нас действует Конституция. Потому что если сегодня запрещают мусульманскую литературу, я не удивлюсь, если завтра появятся заявки на запрет католической, православной, иудейской, буддистской. Тогда наступит хаос.
— Какую цель могут преследовать подобные действия?
— Мое мнение: это попытка указать нам место.
— Но возможные последствия — это рост радикальных настроений.
— Видно же, что есть люди, которые не думают об этом абсолютно. Если бы думали, они бы так не делали. Им всё равно, что будет завтра с нашей страной, потому что у них есть «запасные» аэродромы за рубежом.
— Сейчас в России нельзя не пройти мимо главного события, это процесс Pussy Riot. Вы уже давали свою оценку панк-молебну…
— Я считаю, что это было, безусловно, хулиганство. Но реакция, которая за этим последовала, мне не понятна.
— Большинство противников Pussy Riot приводят следующий аргумент: мы православные, мы очень добрые, а спой они в синагоге или в мечети, их бы разорвали на части. Не кажется вам, что это оскорбление вашей религии?
— Уверен, что это следствие антиисламской пропаганды, мусульманами пугают. Никто бы их не разорвал, их просто как сумасшедших вывели бы из мечети или в психбольницу отправили.
— Вернемся к началу нашей беседы. Вы возглавили мусульманскую общину, когда вам было 27 лет. Какое отношение было к вам? За спиной не говорили: как такой молодой человек может быть имамом?
— Я не знаю, какое отношение было. Во-первых, Аллах мне дал возможность именно в 1987 году приехать в Саратов. Я считаю, что в моей жизни и жизни нашего поколения это было интересное и самое свободное время. Во-вторых, среди молящихся в основном были люди преклонного возраста. Это люди самодостаточные в основе своей. И какие бы у нас трения ни происходили, они умели научить и помочь выбрать нужное в жизни направление. Конечно, были моменты, когда я пытался людям что-то объяснить, а они говорили: почему ты, молодой человек, учишь нас тому, чего мы никогда не придерживались? А когда я горячился, они отвечали: ты пойми нас, мы старые люди. И даже правильные слова не всегда приятно слышать пожилому человеку из уст молодого человека. Поэтому ты нас воспринимай правильно.
— А вне общины, где-нибудь в коридорах власти?
— Я туда не стремился, я работал с людьми. Тогда мои обязанности были — проведение одного ежедневного намаза и повседневные посещения домов мусульман. У нас принято, когда люди приглашают по различным поводам — будь то религиозный праздник, рождение ребенка или смерть человека. Когда люди собирают своих близких родственников. В то время это была моя главная аудитория. И людей было достаточно много. В зависимости от семьи бывало и за сто человек. Я вёл работу, призывал людей, объяснял суть религии. В первый год я посетил 550 домов. И эта аудитория специфическая. Ее нельзя достичь ни по телевидению, ни по радио, потому что ты сидишь с этими людьми в неформальной обстановке. Я был практически на всех похоронах, это очень важно, когда ты рядом с теми людьми, которые потеряли близких. Это сближает людей.
— А когда же пришло понимание, что ваша жизненная стезя именно религия?
— После армии я работал на заводе. Это был 1981 год, брежневское время, когда шла жесткая идеологическая борьба против любого религиозного сознания. Верующих людей пытались выставлять какими-то изгоями. Я это ощущал у себя в школе. С 13 лет я начал читать намаз и, сколько себя помню, постился. Что интересно, мои друзья, русские, прикрывали меня во время уразы (поста), чтобы учителя не видели, что я в столовую не хожу. Поэтому на этот шаг в то время решиться было очень непросто. Но я понял, что жизнь очень скоротечна. Годы идут не просто быстро, они мчатся. У человека есть предназначение. Если он уходит в другом направлении, он может найти что-то материальное. Но потеряет нечто несоизмеримо большее.
Автор: Дмитрий Козенко